— Что ты здесь делаешь? — спросила Хелен.

— Я ваша наставница. К каждому столу с птенцами прикреплена наставница, которая покажет, как всё нужно делать, — она сладко улыбнулась. — И убедится, что вы не выйдете за рамки. Ох, смотрите, суп из жерухи. Мой любимый!

Девушка, одетая в бледно-серое одеяние, принесла супницу и накрытую корзинку, из которой вкусно пахло свежеиспечённым хлебом, но поскольку никто за другими столами не прикоснулся к еде, мы тоже не стали. Напротив нас сели ещё три девушки.

— Привет! — девушка с короткими тёмными волосами и густой чёлкой подняла руку. — Я Кам, сокращённо от Камиллы, Беннет, а это мои соседки Долорес и Беатрис Йегер. Они близняшки, если вы вдруг не заметили.

Такое было невозможно не заметить. Девушки были идентичны не только во внешности: длинные бледные лица, орлиные носы, глубоко посаженные карие глаза, но у них также были густые каштановые волосы, высоко заплетённые на голове, и у обоих на длинных носах красовались очки в роговой оправе.

— Йегер? — поинтересовалась Хелен. — Что это за имя такое?

Девушки обменялись осторожными взглядами. Девушка слева — Беатрис, как я подумала — ответила за двоих.

— Мы австралийки по папиной линии. Наша мама была англичанкой. Наш отец только что получил назначение на преподавание естественных наук.

— Ох, новый профессор наук, — Хелен наклонилась через стол и мы все подались к ней, чтобы расслышать её шепот. — Я слышала, что старая профессорша просто взяла и исчезла. Ходят слухи, что она сбежала с бродячим продавцом Библии. Представляете!

Сестры опять посмотрели друг на друга, и вновь за обеих ответила Беатрис:

— Учёные точно также могут пасть жертвой нежных чувств, как и все остальные. Наш отец влюбился в нашу маму, когда был её преподавателем. Они сбежались вместе и жили в коттедже, пока она не умерла при родах. Мы с моей сестрой… — она окинула Долорес недовольным взглядом, — пришли к выводу, что следует вообще избегать романтических чувств.

— Ох! — сказала Хелен, её голубые глаза распахнулись от услышанной истории. — Как необычно! Я никогда не встречала…

Нам не довелось услышать, каких же людей Хелен ван Бек никогда не встречала (я предположила, что список этот был весьма обширен), потому как в этот момент раздался колокольный звон — ясный благозвучный перезвон, прервавший какофонию сотни девчачьих голосов. Он доносился из задней части зала, где фигура в мантии с капюшоном стояла на помосте, подняв вверх в руке сверкающий золотой колокольчик. От резкого движения запястьем снова раздался звон, и этот звук поглотил все до последнего остатки разговоров и шарканья ног, словно этот звон был бездонным колодцем, поглощавшим звук и превращавшим его в звенящую тишину. Затем эхом прозвенел первый колокол от одного из столов, затем от другого и следующего, пока зал не наполнился звоном колоколов.

— Одна из вас должна позвонить в наш колокол, — сказала Сара, указывая на золотой колокол в центре нашего стола.

Я посмотрела на Хелен, ожидая, что она воспользуется данной честью, но прежде чем она смогла дотянуться до колокола, Дейзи схватилась за него. Она подняла его вверх и ударила по нему, когда очередь дошла до нашего стола.

— Браво! — сказала Кам, потянувшись через стол и похлопав Дейзи по плечу. — Молодец!

— Да, — признала Хелен. — Молодец, Дейзи, — но затем она тихо добавила себе поднос: — За тихонями нужен глаз да глаз.

Пока за каждым столом звонили в колокола, процессия взошла на помост. Я узнала Вионетту Шарп, её светлые волосы и лилового цвета глаза оттеняли фиолетовый наряд. Сопровождал её высокий и неуклюжий мужчина, мантия которого хлопала по твидовым брюкам. Поднявшись на возвышение помоста, он склонил голову, словно стеснялся быть в центре внимания, но когда одна из студенток закричала: «Беллоуз!», он поднял взгляд, откинул назад волосы и по-мальчишески улыбнулся.

— Это Руперт Беллоуз, — прошептала Сара. — Наш учитель истории. Все девушки без ума от него. Довольно забавно, как они им восторгаются.

Несмотря на её явное равнодушие к учителю истории, взгляд Сары был обращён к нему, как и у всех девушек в зале. Даже температура в зале, казалось, повысилась, когда он улыбнулся, но эта теплота исчезла, когда появился следующий учитель. Эуфорбия Фрост взошла на помост, подобно большому судну, заходящему в порт, её масса под многослойной одеждой словно впитывала весь свет в комнате, чуть ли не проглатывала идущего за ней по пятам скромного нервозного мужчину.

— Мартин Пил, — прошептала Сара. — Мастер колоколов.