Шрифт:
В Москву Вовчик вернулся, полон самых мрачных мыслей. Журналистская профессия, представлявшаяся прежде интересной и приятной, неожиданно явила свою изнанку. В командировку он съездил, теперь предстояло отчитаться за потраченные деньги, а чем?
– написать о том, чего не видел?
"Но ведь пишут же другие, даже не выходя из номера гостиницы, да еще как, аж за душу берет!" - уныло думал Вовчик, поднимаясь по лестнице к себе в редакцию, как на Голгофу.
Заметив состояние подчиненного, редактор ухмыльнулся.
– Чувствую, что впечатлений - "выше крыши"! Когда я увижу их на бумаге?
– Я не знаю, о чем писать, - понурился Вовчик.
– Опишите то, что видели, там поглядим…
Представить впечатления от поездки в "черном" цвете у Вовчика не поднималась рука. Не потому, что такой материал попросту бы не пропустили. Ему было неудобно перед людьми, по-свойски приветивших и терпевших его целых две недели. Оставалось одно, не вдаваясь в подробности трудовой деятельности, поверить бумаге их судьбы. Вечерами у костра он наслушался многого. Ребята оказались непростыми, с проколами в биографиях. Самый молодой вообще подался на стройку потому, что дома светил срок. Но больше других зацепила история бригадира, толкового и справного мужика. Он женился совсем молодым и души не чаял в своей супруге. У них долго не было детей, жена ездила лечиться на юг и однажды забеременела. А через пару лет, когда родившаяся девочка достаточно подросла, невооруженным глазом стало видно, что ребенок не его. Жена призналась, что переспала с кем-то на курорте. Не в силах этого перенести, он хотел наложить на себя руки, но не смог оставить без средств существования жену и дочку и с тех пор так и кочует по стройкам, аккуратно высылая отовсюду половину зарплаты…
Стараясь не упустить важных деталей, Вовчик перенес обе истории на бумагу, напечатал и отнес редактору.
– В газете этого печатать нельзя, - сразу огорошил его тот при следующей встрече.
– Не обижайтесь, у вас хороший слог и цепкий взгляд, - ободряюще добавил старый журналист.
– Мой совет, пока он не "замылился", попробуйте себя на писательской стезе. Я поговорю, с кем надо. А не получится, вернуться в нашу братию всегда успеете.
Увидев свои рассказы напечатанными, Вовчик первым делом отвез авторские экземпляры матери. Та удовлетворенно кивнула и заметила: "И дальше держись, сынок, за землю, трава обманет"…
V
Выйдя из церкви с просветленной душой, он, несмотря на сгустившиеся сумерки, сразу узнал улицу, по которой утром спешил к электричке. Здесь было необходимо свернуть налево к еще довоенному, огромному трехъярусному сталинскому дому, в полуподвальном помещении которого размещались техники-смотрители.
В лицо Лидию Павловну Вовчик запомнил не очень, и ее отыскал по серому пуховому платку. Она сидела за обшарпанным канцелярским столом, листая какие-то бумаги. В ответ на его несмелое приветствие женщина подняла голову, окинула взглядом и, заметив сумку на плече, улыбнулась:
– Я почему-то так и подумала, что ты сегодня приедешь. Разбежались с зазнобой?
– Вовчик угрюмо кивнул.
– Пиши заявление на имя начальника ЖЭК завтрашним числом, - и она протянула лист бумаги и ручку, - только не подводи меня, я ему сказала, что ты мой родственник дальний, в столице недавно, надо помочь на ноги встать.
– Можно сначала пару звонков сделать?
– попросил Вовчик.
– Посоветоваться хочешь?
– догадливо поинтересовалась она, протягивая телефонный аппарат.
– Вроде того, - полистав записную книжицу, Вовчик набрал номер знакомого редактора.
– Он уже давно здесь не работает, еще зимой всю редакцию отдела уволили, - холодно ответил на другом конце провода незнакомый женский голос. В трубке раздались отрывистые короткие гудки.
Вовчик почувствовал, как поплыла почва под ногами.
"Можно, конечно, попробовать дозвониться кому-то из этих приятелей домой", - растерянно подумал он.
Но чутье подсказывало, что делать этого не следует. Похоже, и здесь перестройка успела пройтись широким асфальтовым катком, и теперь вместо участливых бесед и ожидаемой поддержки будущей книги придется выслушивать жалобы на столичное житье-бытье, а может, кое-что и похуже: последуют расспросы с пристрастием, где он пропадал последние полгода. Ладно бы, книгу писал, но ведь и не приступал даже. И просьба устроить внештатником окажется неуместной, а без источников дохода на вольных хлебах долго пребывать опасно.
"Лучше воспользуюсь пока предложением этой дамы, все-таки, вместе с какой-никакой работой бесплатное жилье предлагает, - решил Вовчик.
– Разберусь до нового года, что, к чему, а там видно будет".
– Я согласен, но мне и прописка может скоро понадобиться, - нерешительно сообщил он Лидии Павловне, беря ручку.
– Поработай с месяц, зарекомендуй себя, там придумаем что-нибудь. А сейчас пойдем, каптерку покажу, в которой ночевать будешь. Она в таком же подвале. Это бомбоубежище, оно еще с послевоенных времен сохранилось. Только уговор, на работе не пить, даже пива, наш начальник - бывший военный и этого не любит, и женщин с улицы к себе не водить.
Вовчик послушно кивнул.
– Мне даже как-то, неловко. Только утром познакомились, а Вы так заботитесь, будто мама родная, - нерешительно произнес он.
– Больно ты на моего сына похож, такой же неприкаянный, - нахмурилась Лидия Павловна.
– Он за Уралом срок отсиживает. Когда сегодня утром тебя увидела, решила, что он вернулся. А потом, когда поняла, что обозналась, подумала, это знак свыше: я тебе помогу, а его там кто-нибудь поддержит. Кстати, забыла спросить: ты в сантехнике хоть мало-мальски разбираешься?
– вспомнив, как все лето чинил краны в доме Зинаиды, Вовчик кивнул.