Шрифт:
В этом безумии прошло сто сорок пять лет, за которые, согласно словам шаманов, я должен был убить себя семь раз. И я пытался свести счеты с жизнью, как только мог, но ничего не выходило. Топился, вешался, стрелялся, резал вены, но вода выталкивала меня наружу, веревки рвались, оружие давало осечки, а ножи внезапно тупились…
Отрастив бороду, называясь разными именами и выдумывая разные биографии, я объездил весь мир в попытке найти избавление от проклятия. В Бостоне — это был тысяча девятьсот шестьдесят второй год — мне принадлежало два доходных дома. Служащие меня никогда не видели, а оплату получали в конвертах из рук моих поверенных. Прибыли мне хватало на безбедную жизнь… Жизнь. — Старик вздохнул и снова замолчал. — Мне хватило ума в свое время с толком потратить оставленные отцом деньги, — вскоре продолжил он свой рассказ и обернулся. Бентон сидел за столом, его шляпа лежала на столешнице, а китель, просыхая, висел на спинке соседнего стула. Он прикрывал рот кулаком, упершись локтем в стол, и задумчиво глядел в пространство. — Я давно разуверился в религии и пресытился благами цивилизации. Даже ее прогресс не приносил мне удовлетворения. Я перечитал сотни книг, побывал в театрах и музеях, даже участвовал в войне за американскую независимость. И каждый раз, глядя на людей вокруг, приходил к мысли, что этот мир себя исчерпает, и человечество, благодаря собственным усилиям, будет стерто с лица земли… — Мужчина подошел к столу, вытащил из кипы фотографий снимок портрета и кинул его Бену. — Это продолжалось, пока в тысяча семьсот шестьдесят шестом я не встретил его. Моя копия внешне… Он поселился в одном из моих доходных домов, и вскоре из самых разных источников я узнал, что этот человек моя копия и внутри, а его имя — анаграмма моего. Тот же характер, те же ценности, те же самые травмы. И каждый раз, когда я видел его, в голове начинал звучать ядовитый голос, будто бы идущий из недр той самой роковой раковины: «Убей!».
— Как вы находили своих жертв? — только и спросил констебль, подняв на своего палача пристальный взгляд.
— В своих снах. Малахитовая черепаха представала передо мной сидящей на карте. Она поворачивалась в ту сторону, где нужно было искать очередную жертву, а ее правая лапа останавливалась на городе. После первого убийства я обнаружил в себе перемены. На лице появились морщины, а в волосах проседь. Я почувствовал себя на десять лет старше. Оставалось только ждать. Мне пришлось вернуться в Европу, и поселиться в Англии. В прибрежном Литаме, указанном статуэткой. Там я устроился в местную контору, где регистрировали новорожденных малышей, и стал отслеживать ребенка с очередной анаграммой моего имени. Он родился через пять лет, я наблюдал, как он растет и мужает. В маленьком городке это не являлось проблемой. Мы даже были знакомы и могли называться товарищами. Голос в голове стал звучать снова, когда ему исполнилось тридцать пять. И в свой день рождения он лишился жизни. Это случилось в тысяча восемьсот шестом году. Я похоронил его на дне реки Риббл, принял посильное участие в поисках тела, чтобы отвести от себя подозрение, и через полгода покину Литам. Труп так и не обнаружили.
Третий нашел свою смерть в Индии в тысяча восемьсот сорок шестом году. Также как и я в свое время, он был членом миссии колонистов. Его истерзанное грифами тело нашли в пустыне и отправили на родину, списав происшествие на проделки местных воинственных племен, негативно настроенных по отношению к колонизации.
Следующее убийство я совершил в тысяча восемьсот восемьдесят шестом году во Франции. В то время появились первые фотоаппараты, и каждый стремился сделать в своей жизни хотя бы один снимок. Это стоило немалых денег. Я уже выглядел как семидесятилетний, но учитывая мой несоизмеримый опыт, без труда устроил фотоателье. Там я терпеливо ждал свою новую жертву, зная, что он обязательно придет, потому как был человеком довольно состоятельным, не отставал от моды и жил неподалеку. Он решил, что фотография будет подарком на его день рождения… Тридцать пятый.
Еще две жизни я забрал в тысяча девятьсот двадцать шестом году в Граце у офицера австрийской армии, и тысяча девятьсот шестьдесят шестом в Национальном парке Супериор, штат Миннесота у твоего коллеги из конной полиции… Их снимков вместе с твоими здесь больше всего. Число Сатаны преследовало меня… Я прожил четыреста пятьдесят девять невыносимых лет с измаранными кровью руками и в трауре. Твоя смерть должна прекратить мои муки, дать возможность выжить моему сыну, которому сейчас шестнадцать, и освободить твоих друзей. — Старик взглянул на часы, повернув руку к проникающему с улицы свету, и жестом пригласил Бентона покинуть дом. Констебль поднялся, снова надел китель, застегнул его на все пуговицы, но шляпу оставил на столе, как символ скорби, и вышел под дождь. Убийца последовал за ним, направив на Фрейзера пистолет. Далеко идти не пришлось. У самой кромки хвойного леса была выкопана яма, в назначении которой сомневаться не приходилось. Бентон спокойно подошел к ней и развернулся. Ливень снова промочил его до нитки, а стекающие с волос струи воды замутняли зрение. Он вел себя достойно, не умоляя о пощаде и не предлагая никаких компромиссов, потому что у измотанного человека напротив их просто не было. И у его друзей тоже. Констебль готов был положить свою жизнь ради четырех других и упокоения одной души.
— Скажите мне свое имя, — попросил он, глядя на наведенный в свою сторону ствол.
— Фенбер Рейтонз, — устало ответил старик и улыбнулся в предвкушении долгожданной свободы.
Последнее, что запомнил констебль: ослепительно яркий свет, грохот и нестерпимая боль.
Глава 12
Он очнулся в тихом теплом сухом месте с запахом дезинфицирующих средств. Осторожно приподнял веки. Все тело сильно болело, а голова буквально раскалывалась. В глаза снова ударил свет, но какой-то направленный, а не обволакивающий, как прежний. Потом свет исчез и появился голос:
— Реакция есть.
Бентон опять закрыл глаза и заулыбался.
— Кин, мне снился такой странный сон! — проговорил он.
Доктор Фортан недоуменно посмотрела на Рэя, сидящего в кресле с противоположной от больничной постели стороны.
— Это не сон, — осторожно и негромко ответила она.
— Но я ведь здесь после ранения? — канадец повернул голову на звук голоса.
— Мы нашли тебя в могиле на заднем дворе усадьбы. Рядом с ней лежало бездыханное тело Фенбера Рейтонза, — пояснил детектив.
— Что произошло? — констебль почувствовал, как пересохло во рту.
— В тебя ударила молния, — сказала Киана. — Попала в медную пуговицу на плече и вышла через ноги в землю, оставив характерный разветвленный ожог.
— Поэтому у меня все болит? — Бентон поморщился, сделав попытку подвигаться.
— Вероятно.
— Вас удерживали в доме?
— Нет, мы были в разных местах, каждый по своим делам. Видимо, Рейтонз знал об этом и таким образом манипулировал тобой. Либо приобрел навыки менталиста за столько лет.
— Он рассказал невероятную историю… Невероятную для реальности.
— Мы знаем. Он оставил дневник, который исследовали федералы. Отдельными листами его разметало по всей столовой и террасе. Там же были записаны координаты захоронений. Доктор Бреннан занимается вопросом эксгумации, — снова заговорил Веккио. — Один вопрос: его сердце остановилось вместе с твоим в момент разряда, но почему, когда Киане и доктору Бреннан удалось реанимировать тебя, Рейтонз тоже не ожил?
— Он должен был убить меня до того момента, как мне исполнится тридцать шесть лет.