— Прошу прощения, шеф, — хмуро пробормотал он. — Я, кажется, немного перебрал… Дело ваше, я говорю, как лучше…

Хильда с одобрением поглядывала на Пауля и кончиком языка слизывала с верхней губы помаду. Эссен не переносил этой ее привычки: в ней было что-то плотоядное. Он демонстративно повернулся к Адаму.

— И вы такого же мнения? Не стесняйтесь, говорите.

Агент потупился, нерешительно шевельнул узкими плечиками, помешкал.

— Мне трудно давать совет… Я не знаю многих обстоятельств…

— Ну, что вы! Вам известно уже довольно много, чтобы составить собственное мнение. Как, по-вашему, Пауль прав? Говорите смелее!

Посмотрев внимательно в глаза шефа, Адам твердо сказал:

— Нет, полагаю, он неправ. Ликвидация агента врага — крайняя мера… Думаю, мое мнение ближе к вашему. Я бы выбрал осторожную тактику: наблюдение, прослушивание разговоров на вилле, выяснение дальнейших намерений связного и его Центра… Потом видно будет… — «Тихоня» вопросительно взглянул на резидента: так ли? Эссен с удовлетворением кивнул ему.

— Что ж, разумно, вполне разумно, Адам… Спасибо.

— Простите, шеф, но я не согласна с Адамом, — вмешалась Хильда. — Хотя его мнение, кажется, действительно совпадает с вашим, если мне будет позволено высказать свое отношение…

— Ради бога, Сюззи! Говорите. Это для меня важно. Я ведь еще не пришел к окончательному решению.

— Ну, тогда я сразу скажу, что разделяю точку зрения Пауля. Смею заверить, шеф, что я очень скрупулезно продумала ситуацию, потом я изложу свои доводы, а сейчас с полным убеждением утверждаю: Пауль абсолютно прав, у нас нет другого выбора, только ликвидация связного гарантирует нам дальнейший успех операции. Все другие, мягкие методы в отношении посланца русского Центра могут привести к катастрофе. И потом — смерть его может выглядеть случайной…

— Что вы имеете в виду? — недовольным тоном спросил Эссен, догадываясь, что предлагает Хильда.

— Ну, скажем, дорожное происшествие: он попадет под автомобиль. За рулем будет, конечно, не наш агент. Я подыщу человека, который за это возьмется.

— Ив полиции он расскажет, кто его соучастник, — саркастически дополнил Эссен.

— Не расскажет: мы хорошо заплатим.

— Я в этом не уверен. Кому охота садиться в тюрьму, даже за большие деньги? В последнюю минуту он может выдать.

— При желании его можно своевременно устранить.

Резидент пренебрежительно хмыкнул.

— Не слишком ли много происшествий? Нет, не годится. А главное, дорогая Сюззи, неужели вы думаете, что московский Центр так наивен, что поверит, будто это просто несчастный случай, а не злоумышленное убийство? Устранение их человека только усилит подозрения. Центр обязательно пришлет для проверки нового агента. Или, возможно, законсервирует на время группу Кинкеля, что для наших интересов еще хуже.

— Это верно, — поддакнул Адам.

Эссена еще точили сомнения, поэтому, выслушивая весомые аргументы Хильды и Пауля и отвечая им, он, в сущности, убеждал не этих двоих, а самого себя. В возражениях против намечаемого им решения он не нашел такого, чего уже не продумал, забыл бы учесть до начала разговора. Потом, после отъезда агентов с виллы, прежде чем сесть за составление срочного доклада начальнику VI управления СД Шелленбергу с подробным описанием чрезвычайного события и принятых контрмер, дабы в последний раз проверить свою позицию, резидент вновь про себя повторил этот спор, доводы сотрудников и свои ответы. В сжатой, заостренной форме его мысленный диалог с оппонентами выглядел бы так:

— Вы согласны, что московский Центр, как теперь ясно, серьезно обеспокоен снижением ценности информации из Берлина, поэтому и прислал своего представителя для всесторонней проверки?

— Скорее всего это так, — отвечал Эссен.

— Допустим, супруги Кинкель не проболтаются и связной не обнаружит в их доме ничего подозрительного. Тогда он, очевидно, обязан проверить движение информации и ее качество по всей цепочке связи — от курьера до так называемого Хосе, вплоть до господина ИКС или даже дальше, не исключено, что у посланца Центра есть и такие возможности, — и он сразу поймет, в чем дело. А это полный крах операции «Ловушка». Так не лучше ли физически устранить русского сейчас, пока он не предпринял губительных для нас действий?

— Нет, не лучше. Я уже говорил, по каким причинам это опасно, даже вредно для наших интересов: главная цель операции, доверенной нам руководством СД, — выявить и ликвидировать изменников, передающих врагу секретную информацию. Если мы уничтожим русского связного, группу Кинкеля Центр законсервирует, а ее функции поручит другой неизвестной нам законспирированной группе, чего нельзя также исключать, — в этом случае мы совершенно потеряем те нити, которые тянутся отсюда к берлинским источникам и за которые мы пока лишь ухватились. Сейчас мы уткнулись в управление швейцарской контрразведки и топчемся на одном месте. Предоставив же свободу действий Шардону-Ришару, мы, может быть, достигнем искомой цели. Идя следом за ним по цепочке связи, нам удастся засечь все его контакты, выйти на Хосе, а затем на господина ИКС. А это уже ключ к дверям предателей в Берлине, что и является нашей конечной целью. Ибо в возложенной на мою резидентуру контрразведывательной задаче главным является, повторяю, не ликвидация группы Кинкеля и не дезинформация противника — это лишь необходимые сопутствующие меры, — а выкорчевывание всей данной подрывной организации, в особенности берлинских источников. Таким образом, посланец московского Центра может нам даже помочь.