Став такой она бы очень быстро перестала его интересовать, но избавиться от цифии не так-то просто, ведь эта «должность» фактически дарит наложницам гражданские права, пусть и временные. Это делается для того, чтобы у неаккуратных господ была возможность официально признать нажитых от цифий детей.

Для того чтобы избавиться от опостылевшей женщины, пришлось бы лично доставить ее в Верховный совет, а затем передать в специальный отдел, который, только убедившись в том, что она не выдала посторонним никаких важных секретов, поставил бы вопрос о ее ликвидации. Верховный совет, разумеется, принял бы положительное решение и отменил бы дарованные ей права, но все это тянулось бы и тянулось, причиняя всем уйму неудобств.

Но что-то было в ней такое, что заставляло его хотеть большего. Рыжий цвет волос, такой редкий среди людей в наше время? Естественная, не испорченная новомодными улучшеними красота? Беззащитность туземки обреченной на смерть без его помощи?

Об этом он мог подумать и после. Главным было то, что она была ему интересна и, что уж там, вызывала желание своей хрупкой складной фигурой, редкой гармоничной красотой…

Тогда он решил вести себя с цифией так же, как и с любым другим подчиненным… ну почти. Это сделало ее напуганной и покладистой. Слишком покладистой. Трахая ее в первый раз, он не мог отделаться от мысли, что с тем же успехом мог не разговаривать с ней вовсе, а просто приставить нож к горлу. До тех самых пор, пока она не запустила руки в его волосы и не притянула к себе. Это был важный момент, в одно мгновение он несколько раз изменил свое решение с того чтобы грубо осадить ее, запретив прикасаться к себе, до того, чтобы позволить ей больше.

Он понял, что ему хочется, чтобы она так делала, чтобы не боялась его, а возможно даже и могла дать отпор. Мысль об этом завела его и одновременно озадачила — по всему получялось, что он хотел, чтобы наложница желала его, как любовника, а не просто исполняла долг. Но ведь чувства — это не то, чему пристойно быть между цифией и ее госпадином.

На будничный вопрос прифиария, о том, доволен ли он рыжеволосой карезийкой, До Готт без задней мысли ответил, что будь она еще более покладистой, он перепутал бы ее со стулом или спинкой кровати. И этот идиот не придумал ничего более уместного, чем рассказать девочке о том, какой финал был избран Императором для ее планеты.

Несомненно, справляться с женской истерикой было вовсе не так интересно, как лишать эту карезийку девственности, но все получилось как нельзя лучше… и секс в этот раз был намного занимательней.

Воспоминание о недавней близости подняло в нем волну возбуждения. Обнаженные изгибы ее тела будоражили воображение и он подумал, что еще не брал девушку сзади… что было бы неплохо разбудить ее прямо сейчас и наверстать упущенное, тем более он был к этому уже совершенно готов.

Карезийка спала крепко, положив одну руку себе на грудь, ее тонкие длинные пальцы едва касались одного из маленьких круглых ореолов. Рот приоткрыт, длинные ресницы тревожно подрагивают… командующий До Готт не мог вспомнить, как давно позволял себе отвлечься на что-то столь же прекрасное и решил не будить ее. К тому же вероятнее всего девушка слишком устала для того чтобы снова подарить ему не только физическую, но и эмоциональную разрядку.

Для этого еще будет время… много времени. А физическую разрядку можно получить и в тренеровачном зале.

Он поднялся с постели аккуратно, чтобы не разбудить ее и, собрав по каюте разбросанные вещи, оделся рассматривая ее обнаженное тело на своей постели.

Пожалуй, подарок понтия все же пришелся ему по вкусу и пора перестать это отрицать, хотя бы самому себе.

За пределами Танатоса — 4, известного в этой части галактики и под другим названием, Черное Знамя Империи, неторопливо вращалась Нарвиби. С такого расстояния не было видно каких-либо изменений в ее ландшафте; горящих поселений, разрушенных городов или тел, которые теперь щедро устилали все дороги к местам высадки имперского десанта. Желто-зеленая планета с подземными океанами и реками очень скоро будет очищена и передана в управление Содружеству, которое наладит производство полезных материалов, продукции, добычу ископаемых. Заселит Нарвиби и, в конце концов, сотрет какие-либо следы той гуманитарной катастрофы, что разразилась здесь несколько дней назад.

Командующий До Готт толком не спал уже больше двух суток, но чувствовал себя удивительно бодро и более того, пребывал в отличном расположении духа. Это замечали и подчиненные, по крайней мере ему так казалось, когда он ловил на себе «другие взгляды» старпома, офицеров и даже низшего состава. Хотя, дело скорее было в том, что все они уже слышали последние новости: командующий наконец обзавелся тем, что по рангу было положено получить еще восемь лет назад.

На корабле сложно оставить что-то в тайне, если об этом предварительно не позаботиться, о чем он не распорядился и теперь немного сожалел. Хотя… тем лучше — нарочитая секретность только привлекла бы излишнее внимание к делам, которые точно больше не касались никого на этом корабле.

И все же Титус До Готт испытывал некоторое смущение от своего нового положения. Как человек выросший в бедности и строжайшей дисциплине, он не почитал роскошь и особые привилегии, зная, что по сути они являются лишними и больше мешают сосредоточиться на своем долге, нежели способствуют чему-то благому. А содержание собственной цифии — определенно было роскошью, совершенно недоступной более чем 95 % личного состава его корабля.

Будущий командующий рано осиротел. Его отец, погиб при подавлении восстания в столице Империи, на Аргемоне Кемрийском, когда оппозиция власти Императора в последний раз рискнула поднять голову.

Он был обычным солдатом и просто не успел достичь чего-то значимого; всего за несколько недель до восстания закончил курсы летной подготовки и одновременно с празднованием первого дня взрослой жизни, окольцевал свою любимую женщину. И, надо такому случиться, плодотворно провел первую же брачную ночь.

Через девять месяцев родился Титус До Готт, унаследовавший все что было у его отца — имя, честь и многочисленные долги за обучение и проживание в столице, которые тот должен был вернуть, поступив на службу.