Шрифт:
— Имя. — Ровным тоном сказал мужчина, не глядя на нее. Карезийский из его уст звучал грубо и неестественно. — Назови имя. — Каждое слово он произносил с задержкой, вероятно, из-за синхронизатора речи.
— Нет… — сипло произнесла она. В горле так пересохло, что каждый звук впивался в него осколком стекла. — Нет… имени. У меня нет.
Мужчина оторвал взгляд от планшета и не терпящим отказа тоном вкрадчиво повторил: — Назови имя.
— 98 1567. — Больше ей нечего было ему предложить. Но он даже глазом не повел, просто записал сказанное. Девушке показалось, что записал.
— Кто семья. — Снова без интонации и с акцентом произнес он. — Кто жив, не знаешь, мертв или жив.
В ответ на ее молчание, мужчина не глядя пнул койку, так что все внутри девушки сжалось от неожиданности.
— Все мертвы. Никого не осталось! — почти выкрикнула она и внутри, словно что-то оборвалось, слезы неудержимо полились из глаз.
— Сколько жила на Нарвиби.
— Меньше пяти месяцев…
— Сколько жила на Карези.
— Всю свою жизнь.
Снова резкий пинок.
— Двадцать три года… и… и четыре месяца. И еще год на орбите, я родилась на орбите! — прокричала она, давясь слезами. — Что со мной теперь будет? Где я?
Вместо ответа мужчина вновь вытащил тот продолговатый предмет, но на этот раз приложил его не к руке, а чуть повыше ключицы.
Словно лишь моргнув, она открыла глаза в совершенно другом помещении. Это явно была жилая комната. Просторная, но с невысоким потолком, такая, какие бывают на кораблях. Огромное продолговатое горизонтальное окно и неравномерная обшивка стен, состоящая из пластин со встроенной голубоватой подсветкой, тому соответствовали.
На Карези ее отец работал механиком на разборной базе. На кладбище космического хлама, как он ее называл. Владелец базы жил и делал бизнес на одном из имперских крейсеров, от которого мало что осталось, кроме кают компании. Но именно то, что видела маленькая девочка, приходившая с отцом в день оплаты, навсегда осталось в ее сознании синонимом к слову роскошь. Это была точно такая же комната, только предметов в ней было в разы меньше, а световых панелей едва ли набрался бы десяток.
Девушка лежала на кровати посреди большой комнаты обставленной минимумом вещей, но каждая из которых на Нирвиби стоила бы целое состояние. Здесь были почти только одни необходимые предметы: Кровать, письменный стол и два кресла — одно для хозяина, другое для гостя. И несколько раритетных светильников на потолке и стенах, размещенных там именно что для украшения. Света в комнате и без них было достаточно. Но и кровать, и стол, и кресла были сделаны из удивительного материала — черного дерева, лоснящегося в свете старых ламп и стеновых панелей. Страшно даже подумать, сколько за него сейчас можно выручить на черном рынке!
Девушка поднялась и обошла комнату. Одна из стеновых панелей, при ее приближении, отъехала в сторону, открыв индивидуальную уборную. Не чувствуя ног, бедняжка бросилась к раковине и прильнула к крану с ледяной и безумно вкусной водой. Она так хотела пить, что не могла остановиться, даже когда почувствовала, что больше уже некуда.
Повторный осмотр комнаты не дал других результатов. Ни одна из панелей не походила на дверь. Даже окно не разблокировалось при ее приближении, как бы девушка не пыталась с ним взаимодействовать. Письменный стол и кресла были именно тем, чем являлись. Только вот в столе не оказалось ящиков и полок. Просто стол и просто кресла.
Красивая, почти роскошная комната, на самом деле являлась клеткой. Главный вопрос состоял в том, зачем кому-то сажать в такую клетку именно ее. Дочь механика, сборщицу каучука с Нирвиби, планеты которой вероятнее всего уже нет.
Подумав и решив, что ответы наверняка должны ждать ее впереди, девушка решила сделать единственное, что могло помочь скоротать время в этой клетке — пошла в душ.
На Нарвиби душ представлял собой большую бочку с водой, к которой была приделана лейка. За день воду нагревало солнце, и можно было смыть с себя пот и грязь после работы. Но, на то, чтобы помыться выделялось лишь пять минут — две на то чтобы намылиться, и лишь три на то, чтобы совершить омовение. Воды было немного, недостаточно для количества желающих и лишние минуты в душе даже были в их женском трудовом лагере своеобразной разменной монетой. Правильно уступив их, можно было получить что-то необходимое и дефицитное, например, немного ароматного масла для кожи или пачку сигарет.
Вода на Нирвиби добывалась долго и тяжело, ведь это планета подземных рек и морей.
Впервые, должно быть за всю жизнь, она ни в чем себе не отказывала и просто стояла под теплыми струями воды, вероятно полчаса или даже больше, все удивляясь тому, что та не заканчивалась ни на минуту… нет, удивляясь тому, что все еще дышит, несмотря ни на что. А может и нет? Может все это — просто сон умирающего разума?
Она тщательно вымылась ароматным мылом, найденным там же и вытерлась мягким полотенцем. Удивительно мягким — ничего подобного она прежде даже не касалась. Одна из панелей возле полки с полотенцами отъехала, и девушка поначалу действительно испугалась, пока не удостоверилась в том, что перед ней не другой человек, а ее собственное отражение.
Разумеется, она и раньше видела себя… в стеклах кабин, металлических деталях корпусов. Было на Нарвиби и медное зеркало, сделанное женщинами из расплющенной гидропрессом шестерни, которую затем отполировали до блеска и повесили при выходе из душа. Но это было не тоже самое, что смотреться в настоящее, чистое зеркало, созданное из специальным образом обработанного стекла.
Из него на нее смотрела изможденная, очень худая, но все же красивая девушка с большой непослушной копной рыжих волос. Она и не подозревала, что выглядит именно так!