– Мы убили медведя! – Снова и снова налегая на свой рычаг, Шалаш говорил хриплым, натужным голосом, прерываемым физическими усилиями. – Это пятьсот килограммов мяса… шкура… и память на всю жизнь… Зачем нам ещё и медвежата?

– Да затем, что мы с Дуплетом чуть не отправились на тот свет! – заревел Волчара, понемногу раздражаясь. – Затем, что их мамаша сломала ему руку и чуть не проломила грудную клетку! Затем, что она и мне едва не перегрызла горло. И я только чудом остался жив!

– Ну, не таким уж и чудом.

– Спасибо тебе, конечно! Я твой должник и век не забуду, но ты не станешь, надеюсь, мешать мне выпустить пар?

Выпрямившись и утирая со лба пот, Шалаш сухо сказал:

– Я охотник, а не детский палач. По мне, так надо отодвинуть её тушу только затем, чтобы освободить им выход.

Волчара замер и уставился на собеседника, выпучив глаза.

– Ну, вот это ты зря сказал, дорогой! – завопил он и, круто развернувшись, бросился на поляну к Дуплету. – Ты слышал? Наш с тобой спаситель выступает правозащитником зверушек и назвал меня палачом!

– Отстань от меня, ради Христа! – простонал Дуплет, отворачиваясь и пытаясь отмахнуться здоровой рукой. Его лицо было белее простыни, зубы сжаты до желваков, а в глазах стояли закипавшие слёзы. – Света белого не вижу!

Однако Волчара не хотел униматься и продолжал разобиженным, возмущённым тоном:

– У тебя здесь тоже есть право голоса! Рассуди нас! Как, по-твоему, следует поступить с детёнышами той твари, которая сломала тебе руку и чуть не убила? Оставим их жить или обезопасим эти леса для спокойной охоты, для сбора ягод и грибов женщинами, детьми, стариками?

Дуплет, почти ничего не соображавший как от сверлящей и назойливой боли, так и от водки, которую он отпивал из фляжки жадными глотками, надеясь на скорейшее ослабление болевых ощущений, был сейчас готов на что угодно, лишь бы поскорее тронуться в путь и добраться до медицинской помощи. Чуть не плача, он выругался и раздражённым, отчаянным голосом прокричал:

– Хватит вам спорить! У меня уже бинты промокли от крови!

Не успели утихнуть его истерические вопли, как послышалось глухое и надтреснутое урчание медвежат из берлоги, так как Шалаш энергическими движеньями своего рычага наконец освободил вход в неё.

Между тем постепенно вечерело, и холодный осенний ветер, днём едва заметный, теперь усиливался и шумел кронами деревьев, зримо раскачивая тонкие и молодые стволы. Порывы ветра добирались уже и до земной поверхности. Следовало торопиться.

Не добившись от Дуплета толку и желая непременно претворить в жизнь своё намеренье, Волчара с развеваемыми ветром чёрными волосами медленно подошёл ко входу в берлогу и остановился, стараясь не смотреть в сторону Шалаша.

– Итак, – хмуро произнёс он, – обойдёмся без расточительства и выстрелов. Я управлюсь одним ножом.

Шалаш пожал плечами и отвернулся, затем пошёл искать и собирать в единое место рюкзаки и ружья. Волчара проводил его взглядом исподлобья, медленно вынул из поясного чехла длинный нож с узким лезвием, встал на колени перед тёмным лазом в берлогу и, кряхтя, полез в тёмное отверстие. Через некоторое время Шалаш и Дуплет услышали громкое щенячье рычание, вопли Волчары и пронзительный визг одного из медвежат.

– Вы слышали? Эта сволочь меня укусила! – донеслись из-под ели злобные выкрики Волчары, перемежаемые руганью.

Спустя пять минут те же звуки повторились, после чего Волчара в бешенстве выбежал на поляну и принялся быстро собирать хворост. Догадавшись, для какой цели это делалось, Шалаш поморщился. Дуплет, с лица которого обильно лился пот из-за переживаемого страдания, опять не удержался и плачущим голосом обратился к Волчаре:

– Да скорей же ты, чёрт тебя дери! Вот ведь деятель нашёлся на мою голову!

Но Волчара пошёл уже на принцип и готов был скорее отпустить спутников и остаться в лесу один, чем не довести дело до того конца, который считал логическим и единственно справедливым. Он насобирал огромную кучу павшей листвы, сухих шишек, веток и нырнул с этой ношей под ветви ели, к берлоге. Те несколько минут, которые были им потрачены на сбор хвороста, были последним шансом медвежат выбежать и спастись бегством. Однако, не подозревая о намереньях убийц своей матери, они не воспользовались этою возможностью и по-прежнему прятались в берлоге.

Вскоре Шалаш и Дуплет увидели густой белый дым, поваливший из-под дерева, и услышали треск сгораемых сучьев. В молчании они провели десять минут, не говоря ни слова. Шалаш хмуро перешнуровывал ботинки, проверял ружья, затем достал для себя и Дуплета какой-то снеди из рюкзака. Оба принялись жевать, не глядя друг другу в глаза.

Наконец на поляне показался Волчара. Впрочем, взяв бутыль с водой, он тотчас скрылся обратно и, лишь залив костёр, вернулся к своим товарищам окончательно. При этом обеими руками он волочил по земле несчастных задохнувшихся в дыму медвежат. С видом умаявшегося победителя, Ахиллеса, отомстившего за Патрокла, сел он рядом с остальными и пожелал принять участие в трапезе. Все трое молча жевали ещё некоторое время, пока наконец Шалаш не взял слово: