Шрифт:
– Уж он то, разберётся с обидчиками.
Успокаивала она себя. На привокзальной площади ни кого не было. Только листва, на ветру, разгуливала от скамейки к скамейке. Чтобы укрыться от назойливого дождя, который давно уже промочил насквозь старый материнский плащ, Маша дёрнула железную дверь вокзала. Но та, не поддалась. До прибытия поезда было ещё далеко и вокзал, конечно же был закрыт. Девушка, хотела уже уйти, но увидела размокший тетрадный листок приклеенный к двери. Присмотревшись, она прочла: « Строительному управлению требуются; штукатуры, маляры, плотники, подсобные рабочие. Адрес: ул. Советская, д. 15. Обеспечиваем общежитием». В душе Марии, затеплился огонёк надежды. Сорвав объявление, она отправилась по данному адресу. Улиц в посёлке было не особенно много, поэтому искать долго, не пришлось. Увидев табличку, с надписью РСУ, она толкнула дверь и вошла в здание. Коридор был разделён печкой, с одной стороны которого, за большим окном, находилась сторожка. В ней, за столом, в очках читая газету, сидел пожилой мужчина. Одет он был в зелёные армейские штаны и рубашку, такого же цвета. Увидев в окно вошедшую девушку, сторож вышел на встречу и спросил, не снимая очки;
– Тебе что, золотая?
– Я, по объявлению, на счет работы.
Дрожащим голосом ответила Маша.
– Да, ты замёрзла. А ну-ка, иди сюда.
Командирским голосом, не терпящим возражений, скомандовал незнакомец и завёл девушку в сторожку. Усадив за стол, он налил ей горячего чая, положил рядом большой кусок булки и мягко, по-отечески произнёс:
– Снимай плащ. Я повешу его над печкой, пусть подсохнет. А ты, покушай, пока. Чай на зверобое, не заболеешь. Ешь, дочка, ешь!
– А как же работа?
Посмотрев на мужчину, спросила она.
– Ни куда не денется твоя работа. Ещё ни кого нет. Я, сторож здесь. В общем, ночной маршал. Зовут меня Николай Николаевич. Можно просто, Николаич. Я, привык. А тебя как кличут, дочка?
– Маша!
– Ну, кушай Маша, кушай. А я выйду, обход сделаю,
Николаич, снял с гвоздя брезентовый плащ и накинув себе на плечи, вышел в коридор. Но не прошло и пятнадцати минут, как он, кряхтя, вернулся:
– А дождь-то, всё сильнее и сильнее. Испортилась погодка. Что ж мы хотели, осень на дворе.
Бурчал себе поднос Николаич и присев на табуретку у окна, взглянул на Машу, которая к тому времени отогрелась и сидела за столом, пересматривая газету, а потом неожиданно спросил:
– Ты, чья будешь, дочка? Не с Милены, случаем?
– Вы угадали, Николай Николаевич.
Как-то официально ответила ему девушка.
– А, что тут угадывать?
Не заметив этого, продолжил он:
– Я, в округе знаю почти всех. Хотя и не сызмальства, здесь. Ты, небось, Даниловны дочь?
Мария, в знак согласия кивнула головой.
– Похожа, похожа. Я твоего батьку знавал. Красавец, а не мужик. Да и мать твоя, не страшная будет. Ох, и бедовая девка, была. А что, за нужда привела тебя сюда, в такую рань?
Девушка, внимательно посмотрела на мужчину. Ей, как никогда, именно сейчас требовалось поделиться с кем-либо своею бедой, увидеть понимание в глазах собеседника. И решившись, она рассказала всё как есть. Поведав свою историю, Маша закончила словами:
– Не знаю, Николаич, куда бежать и что мне делать?
Николай Николаевич, раздумывая, покряхтел для приличия и ответил:
– Что тут сказать? От судьбы, девочка не убежишь. А на мать, зря обиделась. На то, она и мать. Покричит, покричит, да успокоиться. Не надо спешить тебе с работой. Дождись, Ивана. Но и в деревню, возвращаться нельзя. Заклюёт народ. Налетит, как саранча и заклюёт. Давай, поступим так: Живу я один. Жену схоронил, недавно, а детей бог не дал. Дом у меня просторный. Хозяйства, нет. Остановишься у меня, а завтра сходишь домой. Даниловна, отойдёт, переживать начнёт. Помириться с мамой надо. Вы свои, не дело вам ругаться. А когда, вернёшься, решим, как дальше жить.
От таких слов у Маше на душе стало, вдруг, легко. С благодарностью во взгляде она посмотрела на Николаича и произнесла:
– Я, в долгу не останусь!
– Таких речей, чтобы я от тебя не слышал.
Резко оборвал он её, и Мария поняла, что сказала лишнее. Не много погодя, в здание стали заходить люди. Начинался рабочий день. Николаич, вышел в коридор, приказав девушке дожидаться его в сторожке. Ждать пришлось не долго. Вернувшись, он подал Маше её плащ, который был уже сухим и тёплым, накинул на себя брезентовку, положил не дочитанную газету в сумку и они отправились домой, к Николай Николаевичу. Жил он не так далеко от железнодорожной станции, на краю посёлка. Дом был высокий и крепкий, с резными ставнями, крышей, накрытой шифером и железными воротами на сарае. Проходившие, мимо, люди, вежливо с ним здоровались и шутя, спрашивали:
– Дядь Коль? Ты где, себе такую красавицу нашёл?
– У нас в конторе, по справкам, выдают.
Так же шутя, отвечал он, и они с Машей смеялись над удачной шуткой.
– Вот, мы и дома!
Открывая, ключом, навесной замок на входной двери, сказал Николаич.
– Проходи, дочка!
Внутри, как он и говорил, было просторно. Не смотря на то, что мужчина жил одиноко, везде было прибрано. Большая кухня с русской печкой, огромный зал и две комнаты.
– Располагайся, где хочешь! Моё место, на печке. Люблю, кости греть. Старый стал. Что поделать, годы.