Но меня отрезвил Кирилл, который очень строго сказал мне:

– Ты решила нести свой крест - так неси его!

Прошло ещё некоторое время, и к великой моей радости меня... засекретили.

Удача за удачей. На время студенческих каникул я еду с самодеятельностью МГУ в Ленинград, где я никогда ещё не была.

Концерты, которые мы давали там каждый день, чередовались с посещением музеев.

Мы выступали на разных сценах, в том числе на сцене Ленинградского университета, Выборгского Дома культуры. Я пишу Сане письмо, сидя в артистической этого Дома культуры и видя множество своих отражений в зеркальных трельяжах. Мы имеем успех. Я тоже. Даже играла на бис.

Позже, отвечая на моё письмо "с ленинградскими видами и с фонтаном впечатлений от Ленинграда", Саня особенно рад, что у меня появилась "профессиональная привычка к выступлениям" и что я попала в Ленинград не просто, а "как победительница среди инструменталистов".

Муж настолько поверил в меня, как в пианистку, что выдвигает лозунг: "Поменьше химии и побольше музыки!" И строит совершенно фантастические планы, как бы мне, минуя консервато-рию, стать исполнителем-профессионалом. Санина склонность к фантастическим умственным построениям без учёта реальности придаёт всему этому комичные формы. Так, он задаёт мне вопрос, не могла ли бы я принять участие "в очередном конкурсе музыкантов-исполнителей". И следом за этим восклицает: "А как бы хотелось дожить до того времени, когда тебя станут передавать по радио!" Однако как раз это не так уже неосуществимо!

26 апреля, в канун нашей с Саней годовщины, я участвовала в концерте для делегатов X съезда профсоюзов, проходившем в Театре Советской Армии. Об этом концерте я написала Сане и ему почему-то пришла в голову мысль, что нас могут транслировать по радио. О том, что концерт действительно передавали по радио, я узнала уже после того, как сыграла 12-й этюд Шопена. Оказалось, что меня слышали очень многие друзья, знакомые, родственники. Но самое главное - муж! "Я почему-то так и думал, что будет Шопен, а не Рахманинов,- писал мне в тот же самый вечер Саня, - слушал - и сердце билось. Как хотелось взглянуть на тебя в этот момент!" Но хоть и не удалось взглянуть, а на душе у него такое чувство, "как будто повидались перед самым праздником".

И нужно же было, чтоб так совпало!..

27 апреля было для нас с Саней любимым днём в году. Если в этот день мы не могли получить свидания, то я старалась всё равно приехать к нему, хотя бы передать передачку, сделать какой-нибудь подарок.

А накануне 27 апреля 49-го года я сыграла своему мужу Шопена.

Участие в этом концерте привело к моему примирению с дядюшкой, с которым я поссорилась за 3 года до того из-за своего мужа. Тогда я дала дяде Воле прочесть заявление Сани с просьбой о смягчении наказания.

Я ждала от него советов, помощи. Вместо того Валентин Константинович стал кричать на Саню, называть его мальчишкой, возмущаться тем, как он посмел... и пр. и пр.

И вот теперь его жена оказалась в жюри во время генеральной репетиции концерта. Она разыскала меня после моего выступления.

В один из майских дней я пришла к Туркиным. Меня ждал накрытый стол, на котором чего только не было... И свежезажаренная курица, и ветчина, и раки, сыр, халва и даже пиво. Ведь профессор Туркин был ещё и большим гурманом и даже превосходным кулинаром!

После нашей длительной ссоры дядюшка проникся ко мне особой нежностью. Это подкреплялось ещё и тем, что все они слушали меня по радио. Дяде Воле моя игра понравилась, и он сказал мне, что "они мной гордятся". Даже звал летом к ним в Тарусу. Одним словом, мир был полностью восстановлен!

Мой "концертный сезон" увенчался тем, что на университетском смотре я получила I премию и была награждена путёвкой в Дом отдыха МГУ "Красновидово".

Во время этого моего последнего выступления на сцене МГУ в зале находилась... Антонина Васильевна, мать Николая Виткевича. Она приехала в Москву, чтобы увидеться с сыном. Право, можно подумать, что я это придумываю, но нам с ней, действительно, было назначено свидание с нашими "сэрами" на один и тот же день - 29 мая.

На свидание мы с Антониной Васильевной приехали вместе, обе - с цветами.

Это свидание проходило в Лефортовской тюрьме. Идя по узкому коридору и глядя в распахнутые двери с правой стороны, я прежде Сани увидела Николая, стоящего во весь рост у стола. Он стоял за светом. И это был всего лишь миг. Всё же я успела разглядеть, что он стал носить усы. Николай тоже успел увидеть меня и узнать.

Свидание наше с Саней было в тот раз каким-то очень светлым. Последним перед ним было декабрьское, на котором я сказала о разводе. Только в письме, написанном в день нашего майского свидания, муж сознался мне, что в декабре вернулся на "шарашку" "в мрачной безнадёжности". Зато на этот раз он приехал в "Марфино" весёлый, с ландышами в руках и "удивительно облегчённый".

Весь следующий день понедельника, 30 мая, я была полна сложными чувствами. Проводила опыты в лаборатории, думала о своём... Очень обрадовалась, когда мне позвонил один ученик Ундины Михайловны и сказал, что у него оказался лишний билет на концерт Рихтера. Оставалось уже мало времени. Я быстренько свернула свои опыты и побежала в консерваторию.

На следующий день заместителем Кобозева по хозяйственной части мне было поставлено на вид, что я, уходя накануне, не закрыла форточку.

Весьма возможно... Но ведь я уходила далеко не последняя. В кабинете Кобозева оставались люди... Моя комната - проходная, и тот, кто уходил последним, должен был закрыть форточку... К тому же на окне решётка!..