Ошарашенно ругнулась Далена, поддакнул ей Слав, в его пальцах мерцало синеватыми искрами заклинание, которое он не торопился распустить. Огонь — он, конечно, против снежной нежити первое дело, да только не убивает он ее. Так, шугануть годится. И потому, маги, деловито и без суеты занявшие оборону спина к спине, были уверены — здесь снежный волк, неподалеку. И пусть, все доступные людям чувства твердят, что нет тут никого, пусть магический дар не способен указать, где затаилась нежить, но разум да опыт воедино твердили — это не конец. Здесь он, зверь, играть вздумавший.

Ох, и страшны волчьи игры…

Минул миг, за ним другой. В замершем снежном лесу все так же стояли собранные, готовые во всякий момент ударить силою маги, а со светлых зимних небес сыпалось на них бросовое серебро. Оседало на ресницах, одеже, на долгой русой косе, выбившейся из-под кожушка магички. Таяло, коснувшись теплой человеческой кожи. Снежный волк не являлся. И Горд Вепрь, не дождавшись супротивника, дал знак своим людям отходить.

Шли, соблюдая осторожность. Может, магам снежный волк и не так страшен, как простому люду, но коли на спину прыгнет — то и магу радости мало.

Или вот, ежели вдруг возьмет да и отпустит загодя оттянутую зубами ветку колючего куста. Слав, которого изрядно хлестнуло не только по жесткой коже зимней куртки, но и по незащищенной правой руке, только и успел, что спустить почти в упор настороженное заклинание.

Возмущенно взвизгнул волк, в которого врезался рой синих искр, сыпанул белой порошей по кустам — и тут же взвился в воздух в высоком прыжке совсем не в том месте, где рассыпался.

Встряхнул роскошную зимнюю шубу — только снежинки во все стороны сыпанули, глянул укоризненно, и, обернувшись к магам хвостом, нагло, напоказ, потрусил сквозь кусты и дерева, то становясь бесплотной полупрозрачной тенью, то проминая снег живым зверем, а то шурша по ветвям да сугробам поземкой-пеленой в полном безветрии.

Слав тогда много чего сказал, да только вот от слов его дерева мало не краснели, а такое, что середь добрых людей вымолвить уместно, только одно было — «волчица».

И впрямь, выходило, что ныне в Седом Лесу снежную стаю волчица водит. И от этого легче не становилось. Волк, он конечно, силен да свиреп, зато волчица осторожнее, а от того хитрее. Правда, нынешней их знакомице осторожность вряд ли была ведома. И воротясь на постоялый двор, Теренский все плевался да ругался, да грозился паскудной тварюке разновсяческими карами. А трактирщик же знай, посмеивался в усы — он-то, Горд был уверен, изначально ведал, что за невидаль по Седому Лесу нынче бродит.

Но то было, почитай, седьмицу назад. Ныне же…

Ныне злилась белая метель, морочила охотников, посмевших вторгнуться во владения ее. Завируха, со свитом, с подвываниями, подымала сызнова легший было сугробами снег, мешала его со свежим, летящим с темных небес. Путала местами что восход с закатом, что небо с землею…

Хлестнул, лютуя, ветер — поклонился земле Седой Лес. Хрустнула ветка за спиной у мага. Колдун крутнулся на ногах, что твой волчок, желая встретить опасность лицо в лицо — и не застал никого, лишь метелица швырнула в глаза горсть снежной крупы. Непогода крепчала.

Горд Вепрь дорого бы дал за то, чтобы понять, отчего в этот раз приход снежной стаи не сопровождается положенным эхом-откликом, что чуть слышно гудит в магических сферах, давая — магам возможность вычислить точку формирования стаи, которая и есть место зарождения проклятия, его сердце.

Еще тогда, когда Слав бросил в волчицу заклятие, а оно не возвратило нежить в то самое сердце проклятия, а лишь развеяло, да и то ненадолго — еще тогда это заприметил Горд Вепрь. Не было ни отклика, рожденного в миг, когда лопаются под синими искрами заклинания развоплошения нити проклятия, которые взнуздали метель, заставили ее зверем оборотится, не было и эха, что указало бы — куда откинуло заклинание нежить, где след искать магам проклятое место, вновь и вновь возвращавшее в эти края снежную стаю.

С той самой встречи Горд все перебирал в памяти виды и типы зимней нечисти, вспоминал что говорили о снежных волках что опытные сотоварищи, что наставники в пору его ученичества. И по всему выходило, что нет ничего дивного — и вожак, пусть и не каждый раз из стаи выделяется, но не редкость это. И все остальные следы да знаки, что собрать удалось — тоже все до единого обычные, из тех, что снежным волкам вполне пристали. Только вот эта устойчивость к заклятию выбивалась из привычного ряда. К надежному, проверенному временем заклятию, с помощью которого за годы многие маги не одну проклятую стаю за кромку воротили, и не одно проклятие разрушили.

А теперь новая странность открылась — стая, приходя в мир, не давала эха. Не тревожила тонкие сферы своим появлением.

И невольно вспоминались нелепые крики лесовиковской травницы — дескать, балуется кто-то в Лесу силой.

И боле нелепыми они не казались…

Снова почудилось, что в вое ветра сбоку хрустнула ветка, и Горд снова развернулся в сторону звука. Ничего, лишь белая круговерть метет-несется.

У стаи нет четкого времени прихода в мир, хоть она и привязана ко вьюгам, но может появиться и с первыми порывами, и когда непогода в силу войдет. Но — в любой случае, ныне уже давным-давно следовало бы появиться волкам. Качнуть белыми спинами ветви густых кустов, оставить на чистом снегу оттиски звериных лап, чтобы их тут же смела поземка. И, склонив лобастые головы, насторожив острые уши, вытянуться в цепь, да и понестись по метельному лесу, подчиняясь воле, призвавшей их в явь. И в первый черед, следовало стае прийти на человеческое живое тепло.