Шрифт:
Давным-давно Египтом правила царица Клеопатра. И был у нее преданный слуга – верховный жрец Гамид, член «Союза смертников». И вот началась война между Египтом и Римом. Царица понимала, что египетское войско против римских легионов долго не простоит, и прекрасно знала, что победители вряд ли пройдут мимо ее богатой казны. Вот она и поручила своему самому преданному слуге отправиться на верблюдах в дальний оазис и там спрятать несколько фунтов драгоценных камней и пару квинталов золота. Гамид поместил сокровища в золотого сфинкса, закрыл его на золотой ключ, испытав множество лишений, добрался до дальнего оазиса, закопал сфинкса в надежном месте, составил подробную карту и отправился в обратный путь.
Находясь в парасанге от дворца царицы, Гамид увидел на горизонте облачко пыли, которое вскоре превратилось в фигуру бешено мчащегося ему навстречу всадника. Всадник, оказавшийся слугой лучшего друга жреца, остановил взмыленного коня, упал на землю и передал в его руки свиток. Верный товарищ Гамида сообщал, что вместо вознаграждения за все те лишения, которые жрец вынес во время своего трудного путешествия, ждет его не награда, а смерть. Хитрая Клеопатра решила отравить единственного хранителя тайны и всех его спутников, после того как он передаст ей карту.
От слуг египетской царицы уже нельзя было скрыться, поэтому Гамид попрощался с жизнью, но продать ее решил подороже. Он нарисовал новую карту, ведущую не к сокровищам, а к племени негров-людоедов. Гамид написал шифром, известным только ему и его верному другу, письмо с указанием тайных знаков, ведущих к кладу, и скрепил это письмо и правильную карту оттиском своего пальца. Он передал эти бумаги рабу своего верного друга. Когда Гамида казнили, друг выхлопотал у царицы разрешение на погребение его тела, но, прежде чем отправить жреца в последний путь, составил манускрипт с описанием его злоключений и ключом к шифру и оттиснул на нем палец Гамида, устлав этим манускриптом дно серебряного ларца.
Понимаете? Ларец, манускрипт и карта – это три ключа, ведущих к сокровищам Клеопатры. Каждый из этих предметов по отдельности путь к сокровищам не укажет, об их местоположении можно узнать, только обладая всеми тремя артефактами. Два теперь у меня, недостает только третьего… Да, много бы я отдал за карту. И дело здесь не в стоимости возможного клада, хотя она исчисляется миллионами, и не франков, а фунтов стерлингов. Дело в том, что распутывание всяких загадок и тайн – тоже одна из моих страстей. А страсти свои я привык удовлетворять, не жалея на это ни сил, ни средств. Вот что, господин Милевич, не могли бы вы послать своему патрону телеграмму и поинтересоваться насчет карты? Я готов заплатить за нее приличные деньги. Скажем, 150 тысяч.
– Франков?
– Помилуйте! Рублей. И два процента вам, за содействие.
– Я постараюсь быть вам полезным, ваша светлость. Я сегодня же телеграфирую господину барону. Но мой хозяин теперь носится между двумя нашими столицами, и телеграмма будет долго его искать. Мне придется ждать ответа, снимать номер, а я несколько стеснен в средствах.
Герцог усмехнулся и направился к сейфу. Когда он повернулся спиной к Кунцевичу, чиновник для поручений аккуратно, двумя пальцами, взял бокал герцога и опустил его в свою шляпу-котелок, накрыв сверху перчатками.
Через два часа Кербер положил перед Кунцевичем несколько еще влажных фотокарточек, на которых были изображены отпечатки пальцев герцога.
– Вот-с.
– Отлично. Отправим их и господину Лебедеву, и в парижскую Дирекцию розысков моему другу Жюлю Себилю. Его светлость на Песецкого не похож, во всяком случае, если судить по фотографической карточке последнего, поэтому вполне может быть доморощенным мазуриком. А все-таки мелочный он человек. Хотел меня на 250 рублей нагреть! Когда он сумму в двадцать шесть тысяч франков озвучил, я тут же их в рубли перевел и сразу понял, что они с Энгельгардом на десять тысяч нашими договорились.
3
Пальчики герцога нашлись в картотеке российского тюремного ведомства. Под личиной владельца замка Виттенштоль скрывался ранее неоднократно судившийся Моисей Пейсахов Заславский, мещанин города Новомосковска Екатеринославской губернии. Почти год назад господин Заславский бежал с каторги, где отбывал наказание за разбойное нападение, и посему с лета прошлого года находился во всеимперском розыске.
Мартен Легран, следователь городской прокуратуры Ниццы, был еще совсем молодым человеком. Он внимательно выслушал Кунцевича и обещал оказать ему полное содействие как в аресте Заславского, так и в улаживании всех дипломатических и юридических формальностей.
Кунцевич попрощался было со следователем, но вдруг остановился в дверях:
– Скажите, месье Легран, а не случалось ли за последние несколько месяцев на территории подведомственного вам района убийств, до сих пор не открытых?
– Знаете, в Ницце убийств происходит мало, и почти все они очевидны – убивают у нас в основном либо в пьяной ссоре, либо из ревности. Обычно мы отыскиваем убийцу в день совершения преступления. Поэтому за весь текущий год неоткрытым у нас числится только одно насильственное лишение жизни.