Короче говоря, нам было, что поведать свету. Но вот резона делать это не было никакого, если мы не хотим, чтобы нас отправили куда-нибудь на принудительное психиатрическое лечение.

Нет уж, спасибо, мне здесь, в лесу, на свежем воздухе куда приятнее. У меня тут есть благоустроенный барак и наша небольшая община, где каждый старался помогать остальным. И Макс.

Пусть он сейчас выглядел, как другой человек, я всегда думала о нём, как о Максе. Но называла я его Максом только наедине, да и то в особых случаях, чтобы, как говорится, руку не сбить. А на людях – только Никитой. Так было правильно, и я с этим согласилась сразу же. Это было трудно, иногда – тоже в особых случаях – я ошибалась, но решение было правильным. Все видели перед собой Никиту Корышева, настаивать на обратном было бы неразумно. Эрику и Веронике тоже было значительно легче общаться именно с Никитой, опуская сложные подробности. Они, конечно же, верили нам, но у них и своих сложных обстоятельств хватало, чтобы потакать нашим.

Так что, думая о Максе, а видя перед собой Никиту, мне каждый раз приходилось слегка сосредотачиваться, чтобы их не перепутать. Такая вот шизофрения.

– Никита, ты в календарь давно заглядывал? – встретила я его простым естественным вопросом, как только он перешагнул порог.

– А что там? – удивился он.

– Там начало апреля. И в нашей снежной лесной глуши всё ещё минус.

– А, – пожал он плечами. – И что?

– И посмотри, в каком ты виде шляешься по улице.

– Не ворчи, – отмахнулся Никита. – Я же не столбом стоял, я носился, как ошпаренный. Ничего со мной не сделается.

– Иди под горячий душ, немедленно!

Он обречённо вздохнул и кивнул:

– Сейчас пойду, только спущусь в подвал, футболку в стирку заброшу, сейчас с мужиками всей бандой скинемся и машину запустим.

– И прощайся с футболкой, как в прошлый раз. Кто-нибудь её приватизирует.

– Наплевать, мне не жалко, – Никита пожал плечами.

– Ты и так почти все свои шмотки раздал. Что сам носить будешь?

Он повернулся ко мне:

– Ладка, ну, прекрати! Пилишь и пилишь меня, как бабка старая.

– Ой, беда какая! Так найди себе бабку помоложе.

Он усмехнулся, покачав головой, шагнул ко мне, обеими руками пригладил мне волосы, взял моё лицо в ладони и поцеловал… энергично, коротко и ёмко. Как бы говоря: «Заткнись, дорогая». Эта привычка появилась у него недавно, ненавижу её. Во-первых, прежний Макс так не делал. Во-вторых, в этом была какая-то снисходительность ко мне, которой я раньше не чувствовала.

Я промолчала. Раздувать из моих ощущений скандал было не ко времени. Он не поймёт, что не так, он же не чувствует, насколько явно иногда прут из него странные манеры Корышева. А начнёшь растолковывать, то конечно поймёт. И тогда точно расстроится.

Сдёрнув с себя мокрую футболку, он ушёл.

Нет, всё неплохо. Даже отлично. Я знаю, что мужчина, с которым я живу, меня любит. Во всём многообразии проявлений, так скажем. Но проблема в том, что в теле, которое каждый день меня обнимает, не только Макс. Никита сначала в панике затихарился на время, но потом осмелел и лезет теперь изо всех щелей. Я подозревала, что что-то подобное должно было случиться, но что это будет так меня нервировать, я не ожидала.

Никита вернулся довольно быстро, свеженький после душа, в чужой чистой футболке. Добрёл до дивана, который как был полгода назад разложен, так никогда и не собирался, забрался на него и завалился на спину, раскинув руки. Шумно, с облегчением вздохнул.

– Ты что это?!

– Спина устала, ноет, – вздохнул он виновато.

– Потянул, может?

– Угу, – согласно кивнул он. – Только не сейчас. Давно уже, баловались как-то с Филькой на скалодроме, навернулся весьма неудачно. Да и вообще…

Он замолчал на полуслове.

– Что «вообще»?

Он открыл глаза и покосился на меня.

– Что «вообще», Макс?

Не знаю, кому как, а мне было совсем не сложно разглядеть, с кем именно я имею дело прямо в эту секунду. Очевидно же: про своего младшего брата Филиппа упомянул Никита, а вот жалоба на «вообще» точно исходила от Макса.

– Да ничего, – отмахнулся он. – Просто это тело не настолько хорошо слушается меня, как хотелось бы. Сравнение, так сказать, не в пользу…

– Не знаю, я как-то не жалуюсь на это твоё тело, – проворчала я. – Может, всё-таки стоит поменьше мяч гонять на морозе?

– Да не в этом дело. Другое тело – оно и есть другое, – задумчиво высказался Макс. – Думал, разгоню постепенно до нужной кондиции, но мясо упорно сопротивляется.

Он приподнялся и, тяжело опираясь на руки, медленно сел и спустил ноги с дивана.

– А может, не зря сопротивляется? – предположила я осторожно. – Ты не усердствуй с этим разгоном, телу виднее.

Он взглянул на меня и скорчил смешную досадливую рожицу. А потом безнадёжно махнул рукой:

– Ладно, ерунда это всё. Не обращай на меня внимание. Сейчас ещё чуть-чуть передохну, и надо дровами заняться.

– Какими дровами?

– Теми, которые на днях закончатся. Нужно срочно заказать с доставкой.

Никита Корышев был вторым учредителем нашей коммуны. А по сути он был первым, главным инициатором. И если Эрик занимался тем, чтобы мы все жили по правилам и умели помогать друг другу, то Никита полностью взял на себя хозяйственные хлопоты. Он знал, чего на сколько хватит, помнил, что скоро должно закончиться, разыскивал, где быстрее и дешевле заказать всё необходимое, вёл счета, искал спонсоров. Это меня совсем не удивляло. Макс и прежде был основательным и умелым во всём, что касалось бытовых проблем. А у Никиты, несмотря на всю его мизантропию, обнаружился талант менеджера. На этом две личности, живущие теперь в теле Корышева, прекрасно спелись. Но это, пожалуй, было и всё общее, что нашлось между ними.