Он сунул руку в чашу на столике, достал пригоршню серебряных и белых колец и принялся надевать их на пальцы, поглядывая на меня поверх длинных красных ногтей и облизываясь.

– А вот вместе мы можем чем-нибудь заняться, – сказал он.

– Что-что? – процедил я сквозь зубы.

Существо закатило глаза и перестало улыбаться:

– Ой, какие же вы, имперские палатины, серьезные!

Гомункул легко вскочил на ноги, оперся на стену, подошел ко мне, обойдя тяжелый металлический ящик, в каких обычно перевозят оружие.

– Ты у нас птица ценная, – взъерошил он мои волосы. – Не сомневаюсь, твои друзья-наемнички хорошо за тебя заплатят, учитывая, как вы сорите деньгами.

– Значит, хотите выкуп? – спросил я, массируя ноги. – Так?

Гомункул пожал плечами и отвернулся, скрестив руки.

– Компенсацию за убытки. – Он снова сел на диван. – Вы перебили почти весь мой СОП. Они недешевы.

– Ваш – что?

– Моих маленьких помощников, – изобразил нечто ладонями гомункул.

Протянув руку за спину, он пошарил в складках покрывала и вытащил меч. Меч Олорина.

– Красивая вещица, – сказал Крашеный и, просунув палец в оковку, покрутил оружие.

Он взялся за рукоять, и удивительный клинок материализовался, слабо сверкая и отражая лунный свет, который никак не мог проникнуть в кабинет. Гомункул осторожно тронул пальцем сияющее лезвие. По серебристо-голубому металлу прошла рябь, он как будто вздрогнул, обожженный прикосновением инмейна. Крашеный вытаращил глаза и отдернул палец. Я успел заметить багровую каплю крови на коже цвета старинного фарфора.

– Где ты такой добыл? – спросил Крашеный.

– Это подарок одного джаддианского маэскола.

Я не видел причин лгать. Мне даже думать не хотелось о том, что сказал бы сэр Олорин Милта, узнав, что к священному предмету его ордена прикасались лапы гомункула. Уж точно ничего хорошего.

Крашеный сплюнул и отшвырнул меч на соседний диван, не забыв деактивировать. Проследив за ним, я откинулся в кресле. Рядом, на столике, лежали куски пористого камня и расплавленного металла, которые я поначалу принял за предметы искусства. Метеориты. Я снова попробовал пошевелить ногами. Онемение понемногу сменялось покалыванием.

– Что с моими друзьями?

Гомункул подпер голову кулаком. Сразу не ответил, но его красный рот, казалось, увеличился в размерах, растянувшись на все лицо, а губы превратились в вытатуированную имитацию зубов.

– Мертвы.

Я распрямился, попытался встать. Почувствовал в ногах спазмы, но пошевелить ими так и не смог.

– Это ложь. – Я мог бы швырнуть в чудовище метеоритом, но ограничился словами.

Улыбка сползла с лица гомункула.

– Понятия не имею, что с ними, – развел он руками. – Ты бросил их в затруднительном положении.

– Никого я не бросал! – Я снова попробовал встать.

– А что ты тогда здесь делаешь?! – рассмеялось существо мне в лицо. – Хороший же из тебя друг.

Гомункул откинулся на спинку дивана, лениво вытащил из-за пазухи станнер и полюбовался им. Оружие было непривычной мне конструкции, черное, геометрически правильное, тонкое, с петлеобразной рукоятью, которая больше напоминала кастет головореза из подворотни, нежели мифические конструкции экстрасоларианцев, этих темных технократов. Крашеный демонстративно положил станнер рядом, намекая, что не преминет им воспользоваться.

– Они живы, – сказал я.

– Можешь сколько угодно тешить себя надеждами, – ответил гомункул, – но тот здоровяк уж точно мертв.

Существо задрало голову, как будто наслаждаясь слышимой ему одному музыкой. К моему ужасу, красная шевелюра втянулась в скальп гомункула, плечи стали шире, на руках вздулись мускулы, челюсть приобрела квадратную форму. Не знаю, как ему это удалось, но я понял, что происходит, прежде чем бледная кожа налилась краской и стала коричневой, как у эмешца.

Мне хотелось завопить или разбить что-нибудь.

Вместо Крашеного на меня смотрел Гхен. Черты лица были не совсем правильными, отсутствовали бородка и рана на носу старого мирмидонца. Но улыбка была точь-в-точь его: одновременно грустная и надменная, грубоватая, как и сам Гхен.

– Босс, что же вы не поторопились?

Голос был не похож, но все равно ранил меня в самое сердце. Я стиснул зубы:

– Еще слово, мутант, – и ты пожалеешь о том, что твои создатели не оставили тебя в той пробирке, из которой ты выполз.

Весь кабинет наполнился смехом Гхена – и не Гхена. Я зажмурился, чтобы не смотреть в хохочущее лицо друга, но увидел перед собой его труп с дымящейся раной в спине.