Я смотрела на зал откуда-то сверху и сбоку. Видела, как Лю, Вадим — один из «средних» научных сотрудников, уже вполне сложившийся профессионал, но ещё молодой и энергичный, — и старший техник под руководством профессора устанавливали посреди зала сканирующее оборудование. На случай отказа капризной электроники имелся и комплект оптических приборов с измерительными рулетками и прочей необходимой мелочёвкой, но эти ящики пока стояли у стены зала.

Рядом с ними дремал, сидя на полу и привалившись к стене, Адам — самый старший, самый монументальный и флегматичный из охранников. Он забавлял нас умением и привычкой дремать в любом положении в любую свободную минуту, приобретённой, как рассказывал, во время службы. Вспоминал он её неохотно, байки травить не любил, но с удовольствием слушал рассказы старших археологов. За время пути Адам успел завоевать симпатии и уважение всей группы своей рассудительностью и интересом к истории.

У глухой арки стояла Мисси и торопливо, пока не отвлекли, черкала в большом блокноте, делая наброски. Рядом маячил Дан — молодой улыбчивый парень, которому с первого взгляда понравилась фигуристая художница. Мисси общалась с ним ровно, поводов к сближению не давала, но тот не оставлял надежды добиться взаимности.

Также со стороны я видела, как в зал, глядя под ноги, вошла я сама — рассеянная, погружённая в мысли.

Потом вдруг оказалось, что галерея не пуста. Там стоял уже знакомый белогривый равнодушный бог, одетый сейчас точно так же, как жрецы. С двумя из них он о чём-то разговаривал, внимательно глядя вниз, на людей, не замечающих постороннего присутствия. От нехорошего предчувствия стало холодно в груди, захотелось крикнуть, предупредить всех уходить — но сон этого не позволил.

Картина вновь сменилась, и внизу уже не было землян, только два харра в свободных зелёных шортах с дырками под хвосты. Они стояли и смотрели вверх, на бога, а тот слушал одного из жрецов, порой что-то спрашивая или отвечая — я не слышала голосов, всё заглушали проклятые шаманские песни.

Наконец белогривый повелительно взмахнул рукой. Двое разошлись, замерли лицом к лицу на расстоянии пары метров — а потом резко рванули друг к другу. Не было никаких проверок, предупреждений, оценок противника, они просто яростно сцепились посреди зала. С остервенением, с какой-то безумной, невероятной жестокостью, как два бешеных зверя — рвали друг друга зубами, ногтями, пытались задушить и по-кошачьи ударить задними лапами, вцепившись в противника. Выглядело омерзительно, а бог и жрецы — равнодушно наблюдали.

Всё происходящее не доставляло им удовольствия, это отчётливо читалось во взглядах. Там царил лишь отстранённый, холодный интерес.

Потом видение потекло, меняясь, — и вот на месте харров уже с той же яростью дерутся Дан и Адам. Словно забыв про всю свою выучку, кусались, царапались, и искажённые злостью лица казались совершенно незнакомыми, вызывали оторопь и отвращение.

А следом сон вообще превратился в калейдоскоп бессвязных обрывков и мерзких видений. Говоров с разбитой головой и искажённым странной гримасой лицом, взгляд которого устремлён в потолок. Избитый и окровавленный Вадим. Дан с жуткой, перекошенной гримасой на совсем уже нечеловеческом лице, который обеими руками держал за горло Мисси в разорванной одежде и насиловал. Хотя девушка, кажется, была уже мертва.

Адам, с той же целью вжавший меня в пол, удерживая одной рукой запястья, а второй — разрывая одежду…

— Мара! Мара, проснись!

Я забилась, ощутив на плечах чужие руки, закричала. Но харр опять слегка встряхнул меня, еще раз окликнул — и до затуманенного разума наконец дошло, что это был всего лишь сон. А в реальности я лежу на спальнике рядом с Ниром, тот держит меня за плечо, а на губах горько и солоно.

Прекратив метаться, я подалась ближе к мужчине. Уткнулась лицом в грудь, глотая слёзы и пытаясь взять себя в руки, уговорить, что это был просто сон, кошмар, не имевший ничего общего с реальностью.

Получалось плохо.

Нидар повалился на спину, увлекая меня следом. Обнял, прижал к себе, защищая, укрывая, успокаивая и давая почувствовать, что я не одна, что сон кончился и совсем не обязательно переживать его последствия в одиночку.

Не представляю, как бы справлялась с впечатлениями, если бы увидела что-то подобное раньше.

Когда я… не то чтобы успокоилась, но перестала рыдать и дрожать от отвращения и запоздалого страха, Нир тихо спросил:

— Расскажешь?

Я нервно кивнула и принялась за пересказ. Старалась быть отстранённой и последовательной, но всё равно сбивалась и запиналась, особенно под конец. Голос дрожал и срывался. От произнесённых слов меня вновь начали душить слёзы, горло сдавил мучительный спазм, словно его сжала чья-то большая рука.

— Нир, неужели всё было… так? — всхлипнула я. — Но почему они ничего такого не сказали? Следователи… Как удалось всё скрыть? Почему даже не попытались?.. — сказала и запнулась, понимая, что говорю глупости.

Наверное, действительно было куда проще и разумней замять дело, чем обнародовать подробности — если сон мой был правдивым и если они так и не сумели разобраться толком, что случилось.

— Я не знаю, — проговорил харр ровно. Опять провёл ладонью по моей голове и спине. — Но когда мы запретили урши туда ходить, ваши шреты поддержали и одобрили запрет.

— А ведь наши спецслужбы вряд ли всё это забыли. Наверняка приглядывают и за Индрой, и за храмом, и… за мной. Я же даже не пыталась обмануть кого-то, кроме родителей, легально купила билет, получила визу! Но выходит… А вдруг тут правда всем заправляет правительство? Вдруг это какая-то их нелегальная операция, а мы… Убили тех троих, и ещё, может, кого-то, кто шёл следом…

— Они ничего не говорили о своей принадлежности к вашим шретам, — разумно возразил мужчина. — Даже тот, последний, под страхом смерти, хотя готов был признаться в чём угодно.