В этой стране шла настоящая война. «Коммунистический и просоветский» север сошелся в кровавом конфликте с «буржуазным и проамериканским» югом. Советскому «техническому специалисту» приходилось не столько мудрить с обслуживанием техники и рассказывать аборигенам, как и где применять ракетные установки залпового огня, сколько самому пускать рыбообразные тела ракет по далеко не учебным целям на контролируемой южанами территории.

Там, на этой тайной войне, он и научился убивать. Убивать не по необходимости, как это вынужденно было делать большинство его соотечественников, оказавшихся в пекле боевых действий. Не во время боя, когда из джунглей к ракетным комплексам прорывались партизанские диверсионные группы. Он научился убивать для себя, для морального удовлетворения того существа, которое иногда просыпалось в глубине его души и властно подчиняло себе и его мысли, и его тело. Он всегда стрелял только на поражение. Бил насмерть даже тогда, когда можно было вообще не стрелять. Главное, чтобы никто ничего не узнал и не смог ничего доказать.

Его считали очень хорошим специалистом, и он без труда получал награды и внеочередные звания. От добра добра не ищут, и он написал рапорт с просьбой оставить его в рядах «технического контингента» в этой африканской стране. Но в политике к тому времени уже подули другие ветры, и советские спецы отправились из африканских саванн и джунглей к родным берегам, по домам.

Когда он вернулся в Союз, жизнь завертелась вокруг него веселым калейдоскопом, но он не чувствовал полного удовлетворения. Ему все чаще и чаще хотелось снова стать тем существом, которое стоит над остальными людьми и которое решает, кому из копошившейся под ногами человеческой массы умереть сегодня, а кому - завтра.

Но здесь, внутри страны, подняться над людьми можно было только с помощью одного испытанного и старинного средства - денег. В год, когда он вернулся в Союз, Горбачев дал старт кооперативному движению. Он взбодрился, полагая, что экономические и политические реформы дадут ему возможность заработать деньги, и в конечном итоге, получить личную свободу и власть над другими людьми. Но и здесь, на экономической целине, снова поперло вперед старое, привычное. Руководителями новорожденных предприятий и преуспевающих кооперативов становились, как на подбор, все те же бывшие комсомольские и партийные боссы или их верные «шестерки». И тогда он понял, что жить в этой стране больше не сможет. Что рано или поздно найдет способ попасть за границу, несмотря на свой «не выездной» статус специалиста по работе с секретной техникой. А чтобы не стать бесправным быдлом еще и там, вне пределов вскормившей его страны, и получить всю свободу, а не жалкую осьмушку или четвертинку, ему опять же нужны деньги. Первоначальный, стартовый капитал.

Вот тут-то на него и вышел человек, который предложил ему свободу и деньги. И потребовал взамен предоставления кое-каких услуг...

12.

31 августа 1988 года.

Космодром Байконур, вторая площадка.

Отстояв длиннющую очередь в офицерской столовой, Антон взял пластиковый поднос с комплексным обедом и присел за один из столов около высоких, вечно запыленных окон. Неторопливо поглощая суп с фрикадельками, Макарьев вернулся к своим размышлениям о позавчерашней ночи.

«Я оказался в самом центре каких-то событий. Нападение диверсантов. Внезапная смерть Бехтерева. Связаны ли они между собой? Наверняка это один из главных вопросов, на которые должно ответить следствие.

Мне почему-то кажется, что какая-то незримая связь между смертью майора и вояжем диверсантов имеется. Но вот какая? Эх, хорошо бы в этом разобраться, раз уж я оказался среди действующих лиц всей этой истории... Но как можно разобраться? У следствия есть возможность опрашивать свидетелей, получать необходимую информацию, проводить экспертизы. А что есть у меня? Ничего!»

«Зато у меня есть желание самому докопаться до истины, - сам себе мысленно возразил Антон.
– Что главное в любом расследовании? Чтобы разгадать тайну, нужна, прежде всего, голова на плечах. Мышление, логика, интуиция. Гм, с этим у меня, вроде бы, полный порядок».

«Что, и вправду попробовать пораскинуть мозгами? Все равно ведь уже два дня все мои мысли связаны с происшедшими событиями. Почему бы действительно не попытаться самому, самостоятельно оценить имеющиеся факты? И попробовать сделать выводы. Как говорится, не боги горшки обжигают! Любое преступление требует быстрого расследования. Важен учет малейших деталей, которые могут пролить свет на дело в целом. А что я? Я, один из непосредственных участников событий в ночь перед запуском, видел и знаю больше, чем те, кто сейчас проводит расследование.

Пусть контрразведка ведет свое следствие. А что мешает мне посмотреть на те же события со своей точки зрения? Ничто не мешает. Почему бы и в самом деле не попробовать? Почему бы, например, не поискать связь между нападением диверсантов и смертью майора Бехтерева? Ну, что, решено?»

«Эх, была, ни была. До Бога высоко, до царя далеко. Решено! Попробую-ка я сам разобраться во всей этой истории!» - Макарьев залпом допил фруктовый компот.

«Итак, начнем.. Бехтерев... Именно он фактически навел наш караул на афганских диверсантов. Вопрос: случайно или намерено он это сделал? Если случайно, то почему покончил с собой? А если намерено... Тогда указание Бехтерева осмотреть периметр стартового комплекса - это составная часть какой-то заранее спланированной операции. Гм, еще интереснее... Получается, что Бехтерев вовсе не раскаивающийся грешник, как следует из его предсмертной записки, а, предположим, ловко действующий вражеский агент, который для чего-то наводит караул на диверсантов. Ну, а когда лже-майор понял, что его план не сработал и ему грозит разоблачение, он запаниковал и покончил с собой».

«Красивая версия. Но есть три очень больших «но». Во-первых, я лично знаю... Знал Бехтерева. Умный офицер, очень порядочный человек. Не верится, что он мог быть чьим-то агентом. Притворялся? Сомнительно, но допустим».

Есть еще «во-вторых» и «в-третьих». Почему майор решил, что задуманная им операция провалилась? И еще. Если предположить, что Бехтерев цинично и хладнокровно действующий вражеский агент, в мою версию никак не вписывается его предсмертная записка. Записка, которую мог написать только отчаявшийся и раскаявшийся человек. Снова получается нестыковка».