Кадрах выглянул в коридор, и быстро вновь закрыл дверь. Несмотря на холод. Волосы его вокруг тонзуры прилипли мокрыми прядями.

— Моя леди, умоляю вас ради спасения вашей собственной жизни, заклинаю вас уйти немедленно. Приближается полночь, и опасность нарастает с каждой минутой. Просто… поверьте мне, — голос его звучал совершенно отчаянно. — Мы больше не можем медлить…

— Ты заблуждаешься, — Мириамели нравилось, что она снова становится хозяйкой положения. Она водрузила свою обутую в сапог ногу на заваленный книгами стол Динивана. — Я могу ждать хоть всю ночь, если пожелаю. — Ей хотелось пригвоздить Кадраха строгим взглядом, но он нервно шагал по комнате позади нее. — И мы не станем спасаться бегством среди ночи, как последние идиоты, не переговорив с Диниваном. Я доверяю ему гораздо больше, чем тебе.

— Так оно и должно быть, я полагаю, — вздохнул Кадрах. Он наспех осенил себя знаком древа, затем поднял один из толстых томов и с размаху стукнул им принцессу по голове. Она без чувств рухнула на ковер. Чертыхаясь, он нагнулся, чтобы поднять ее, но приостановился, услышав в коридоре голоса.

— Тебе действительно пора уходить, — сказал Ликтор сонно. Он полулежал в постели, держа на коленях открытую книгу. — Я немного почитаю. А тебе самому нужно отдохнуть, Диниван. День выдался тяжелым для всех.

Его секретарь перестал изучать роспись на стенных панелях.

— Хорошо, но не читайте слишком долго, ваше святейшество.

— Не буду. Мои глаза быстро утомляются от слабого света свечей.

Диниван на мгновение задержал взгляд на этом старом человеке, затем, поддавшись мгновенному порыву, опустился на колени и взял его правую руку, поцеловал иленитовое кольцо на пальце. — Да благословит вас Господь, святейшество.

Ранессин посмотрел на него обеспокоенно, но с любовью.

— Ты действительно переутомился, друг мой. Ты странно ведешь себя.

Диниван поднялся:

— Вы только что отлучили Верховного короля, святейшество. День от этого стал необычным, не правда ли?

Ликтор остановил его движением руки.

— Это ведь ничего не изменит. Король и Прейратс будут все равно действовать по-своему. А люди будут ждать, что произойдет. Элиас не первый правитель, которого отвергает Мать Церковь.

— Тогда зачем было это делать? Зачем было восстанавливать их против себя?

Ранессин устремил на него проницательный взгляд.

— Ты так говоришь, как будто отлучение не было твоей сокровенной мечтой. Ты-то лучше кого-либо другого знаешь, почему: мы не смеем молчать, когда зло поднимает голову, независимо от того, можем мы что-нибудь изменить иди нет. — Он закрыл книгу, лежавшую перед ним. — Я, пожалуй, слишком устал, чтобы читать. Скажи мне правду, Диниван. Есть ли малейшая надежда?

Священник удивленно посмотрел на него.

— Почему вы мне задаете этот вопрос, святейшество?

— Я знаю, сын мой, что есть многое, чем ты не хочешь расстраивать старого человека. Я также знаю, что для твоей скрытности есть веские причины. Но скажи мне, опираясь на твое личное разумение: есть ли у нас надежда?

— Надежда есть всегда, ваше святейшество. Вы сами меня этому учили.

— А-а. — Улыбка Ранессина выглядела удовлетворенной. Он устроился поудобнее на подушках.

Диниван обратился к юному послушнику, который спал в ногах дикторской постели:

— Не забудь как следует задвинуть за мной засов. — Юноша, который было уже задремал, кивнул. — И никого сегодня ночью не впускай в покои господина.

— Нет, отец, конечно.

— Ладно, — Диниван шагнул к тяжелой двери. — Спокойной ночи, святейшество. Да пребудет с вами Господь.

— И с тобой, — сказал Ранессин, укладываясь. Как только Диниван вышел, служка прошлепал к двери, чтобы запереть ее.

Коридор был освещен еще более скудно, чем покои Ликтора. Диниван беспокойно щурился, пока не рассмотрел, что четверо гвардейцев стоят навытяжку у слабо освещенной стены, шпаги их торчат из ножен, а в руках пики. Он облегченно вздохнул, потом направился к ним по длинному коридору с высоким сводчатым потолком. Может быть, попросить еще две пары на подмогу? Он не устанет беспокоиться о безопасности Ликтора, пока Прейратс не вернется в Хейхолт, а предатель Бенигарис — в свой герцогский дворец.

Он тер глаза, приближаясь к гвардейцам. Он действительно ощущал крайнюю усталость, как будто его выжали и повесили сушиться. Он просто на минутку зайдет в свой кабинет за нужными вещами и отправится спать. Всего через несколько часов начнутся утренние службы…

— Послушайте, капитан, — обратился он к тому, у которого на шлеме белело капитанское перо, — думаю, будет лучше, если вы позовете… позовете… — Он замолчал, вглядываясь в фигуру перед собой. Глаза гвардейца светились, как точки, в глубине шлема, но они были устремлены на кого-то за Диниваном, как и глаза остальных. — Капитан? — Он прикоснулся к руке, негнущейся, каменной. — Именем Узириса Эйдона, — пробормотал он, — что здесь произошло?