Джеремия присоединился к нему чуть ниже вершины холма. Они стояли над быстро бегущим ручьем.

— Как ты думаешь, он все время течет вниз? — Джеремия показал на серый ров у основания Скалы прощания. — Или опять уходит в землю?

Саймон пожал плечами. Вода, появившаяся из самого сердца горы ситхи, действительно могла уйти обратно в камни, словно таинственное колесо созидания и уничтожения, словно будущее, которое приходит, чтобы поглотить настоящее, а потом быстро исчезает, чтобы стать прошлым. Он собирался предложить продолжить исследование, но по склону холма уже спускалась Лилит. Саймон забеспокоился, потому что она совсем не думала об опасности и легко могла поскользнуться на крутом склоне.

Джеремия сделал несколько шагов, подхватил ее под руки и поставил рядом с собой. В этот момент ее легкое платье вздулось, и Саймон увидел длинные воспаленные рубцы, покрывавшие ее ноги. На животе, наверное, еще хуже, подумал Саймон.

Все утро он думал о том, что услышал в Доме Расставания. Все эти события казались ему чем-то отвлеченным, как будто сам Саймон, его друзья, король Элиас и даже Король Бурь были только фишками на доске для игры в шент, которые могут составить сотни самых разных комбинаций. Но сейчас ему напомнили об истинных ужасах недавнего прошлого. Лилит, ни в чем не повинный ребенок, была до смерти напугана и изувечена собаками, тысячи других, за которыми тоже не было никакой вины, были изгнаны из своих домов, оставлены сиротами, замучены, убиты. Если в мире есть какая-нибудь справедливость, кто-то должен будет заплатить за то, что случилось, — за Моргенса, Хейстена, Джеремию, за его похудевшее лицо и невысказанные страдания, за самого Саймона, бездомного и одинокого.

Если Узирис смилуется надо мной, я убью их. Я убил бы их всех собственными руками — Элиаса, Прейратса и его бледнолицых норнов.

— Я видел ее в замке, — сказал Джеремия.

Саймон удивленно поднял глаза. Оказалось, что он сжал кулаки так, что заломило суставы.

— Что?

— Лилит. — Джеремия кивнул в сторону девочки. Она вся перепачкалась, спускаясь в долину. — Когда она была горничной у принцессы Мириамель. Я тогда подумал, что за хорошенькая маленькая девочка, — она была одета во все белое и несла цветы. Мне она показалась такой чистенькой. — Он тихо рассмеялся. — И посмотри на нее теперь.

Саймон почувствовал, что у него нет больше сил говорить о грустном.

— Сам на себя посмотри, — сказал он. — Кто бы говорил о чистоте!

Джеремия не смутился:

— Ты на самом деле знал ее, Саймон? Я принцессу имею в виду.

— Да. — Саймону вовсе не хотелось повторять с начала всю эту историю. Он страшно огорчился, не найдя Мириамели у Джошуа, и пришел в ужас, узнав, что никому не известно, где она. Он так мечтал, что расскажет ей о своих подвигах, и представлял себе, как широко она раскроет ясные глаза, услышав о драконе. — Да, — повторил он, — я знал ее.

— Она была такая красивая, какой и должна быть принцесса? — спросил Джеремия с неожиданной заинтересованностью.

— Думаю, да. — Саймону не хотелось говорить об этом. — Она была именно такая, то есть она и есть такая.

Джеремия собирался еще о чем-то спросить, но его перебили.

— Хо, — послышался голос сверху, — вот вы где!

Странный двухголовый силуэт смотрел на них из-за скалы. Одна из голов навострила уши.

— Мы хотели найти, откуда и куда течет этот ручей, Бинабик, — сказал Саймон.

Волчица подняла голову и рявкнула.

— Кантака имеет предположение, что тебе лучше откладывать путешествование за водой. — Бинабик рассмеялся. — А Джошуа просит всех возвращаться в Дом Расставания. Мы имеем о чем говорить.

— Идем.

Саймон и Джеремия взяли Лилит за руки и полезли вверх по склону. Солнце смотрело на них сверху, похожее на мутный белый глаз.

В Доме Расставания собрались все те, кто был на совете утром. Разговаривали тихо, может быть подавленные размерами зала и его необычными пропорциями. В окна сочился болезненный дневной свет, такой слабый и неясный, что казалось, он вовсе не имеет источника. Каменное кружево на стенах светилось тусклым внутренним светом, напоминая Саймону мерцающий мох в туннелях под Хейхолтом. Он не забыл, как блуждал там, в глухой темноте, за пределами отчаяния. То, что он выжил тогда, кое-что значило. И конечно, его пощадили по какой-то причине.

Пожалуйста, милосердный Эйдон, молился он, не дай мне умереть теперь, когда я зашел так далеко!

Саймон открыл глаза и убедился, что Джошуа пришел. Принц навещал Воршеву и сообщил собравшимся, что она чувствует себя лучше. Вместе с Джошуа пришли двое, которых не было на утреннем совете, — Слудиг, обследовавший окрестности долины, и здоровенный парень из Фальшира по имени Фреозель, которого жители Нового Гадринсетта выбрали лордом-констеблем. Несмотря на молодость, в новом констебле не трудно было узнать ветерана уличных боев — лицо покрыто шрамами, на руке не хватает двух пальцев.

После того как отец Стренгьярд произнес короткое благословение новому констеблю и предостерег его, чтобы он никому не рассказывал о том, что услышит здесь, встал принц Джошуа.

— Нам нужно многое решить, — сказал он. — Но прежде чем мы начнем, я хотел бы сказать, что мы не должны терять надежду на то, что придут лучшие времена, счастливые для нас. Когда нам казалось, что не осталось уже ничего, кроме страха и отчаяния, Господь повернулся к нам, и сейчас мы в безопасности, а ведь еще недавно мы были разбросаны по свету… Мы отправились на поиски одного из трех Великих Мечей, который мог бы дать нам хоть малую надежду на победу, — и против всякого ожидания эти поиски увенчались успехом. Каждый день все новые и новые люди приходят под наши знамена, и, если у нас будет возможность выждать еще некоторое время, наша армия сможет остановить даже Верховного короля, моего брата.