– Видимо, эта смерть задевает престиж кафедры, - предположил Кандыба.

– Не столько кафедры, сколько личный престиж, - возразил Сторожук. Профессор Яворский в таких случаях шел на риск.

– Вы знали профессора Яворского?
– спросил Ляшенко.

– Великолепно знал. Мы жили по соседству. Талантливейший был хирург! И человек прекрасный: простой, отзывчивый. В него верили, как в бога и больные, и врачи...

Он не договорил: в коридор вышел Пастушенко, и они направились к выходу. С ними пошел Кандыба.

Ляшенко отыскал отдел кадров больницы. Мандзюк был еще там. Валентин застал его непринужденно беседующим с двумя кадровичками: дородной женщиной неопределенного возраста и востроносенькой смешливой девушкой. Когда бы не записная книжка в руках Алексея, можно было бы подумать, что он треплется от нечего делать.

Они вышли в коридор, и Мандзюк перелистал книжку, удовлетворенно хмыкнул:

– Знаешь, мне иногда приходят в голову неплохие мысли, - сказал он, пряча книжку в карман.
– Пока ты беседовал с титулованными докторами, я вот о чем подумал: а не является ли Дон ассистентом кафедры Пастушенко? Кафедрой-то раньше заведовал Яворский.

– И что из этого?

– А то, что ассистенты обычно очень внимательны к дочерям заведующих кафедрами.

– Яворский умер полгода назад.

– Значит, это был отголосок прежних отношений.

– Ты уверен?

– На девяносто пять процентов. Пока ты беседовал с Пастушенко и Сторожуком, я немного посплетничал с кадровичками. Младшая говорит, что ассистент Боков одно время претендовал на роль жениха Ларисы Яворской, хотя старшая утверждает, что по возрасту и замашкам он больше подходит Ларисиной мачехе. Но последнее суждение, на мой взгляд, чересчур субъективно - уж очень хмурилась старшая кадровичка, когда младшая пела дифирамбы Бокову.

– Сколько Бокову лет?

– Тридцать два и, судя по рассказам кадровичек, он весьма недурен собой.

– Поэтому ты заподозрил его?

– Есть еще некоторые нюансы. На следующий день после событий у ресторана "Сосновый бор", то есть позавчера, ушли в отпуск сразу три ассистента: Боков, Гаркуша, Новицкий.

– Ничего удивительного - начались летние каникулы.

– Эти ассистенты работают не только на кафедре, но и числятся ординаторами больницы.

– Ординаторам тоже полагается отпуск.

– Верно. Но по графику Боков и Новицкий должны идти в отпуск в середине июля, а позавчера было только 29 июня. Причем и тот, и другой передали заявления об отпуске через своих коллег и в больнице 29-го уже не появлялись.

– Новицкий, говоришь?

– Я на Бокове остановился.

– Фамилия не понравилась?

– Почти угадал. Только не фамилия - имя. Необычное у него имя Донат.
– А уменьшительное, очевидно, Дон. Другого не придумаешь!

– Просто, как все гениальное!
– недоверчиво усмехнулся Ляшенко. Адрес узнал?

– Узнал. Но младшая кадровичка высказала предположение, что сейчас Донат живет на даче.

– Она посвящена в такие детали?

– Неженатые ассистенты на дороге не валяются! Координаты дачи кадровичка не знает или запамятовала, уточнять было неловко. Но надеюсь, что товарищ Бокова, доктор Самсонов, который, кстати, передал в кадры заявление Доната, информирован лучше. Сейчас Самсонов должен быть в ординаторской. Заглянем по пути?

...Дверь в ординаторскую была полуоткрыта, оттуда доносились голоса. Разговаривали двое: женщина и мужчина. Мандзюк сделал предостерегающий жест. Ляшенко невольно прислушался. Говорила в основном женщина, а мужчина только подавал неуверенные реплики.

– Как это могло случиться, доктор?
– спокойно, пожалуй, слишком спокойно, спросила женщина.
– Вчера ему стало лучше, он даже разговаривал со мной. Недолго, но разговаривал. Я все понимаю: тяжелая травма, сразу не разобрались - ошибаются и врачи. Но потом, когда все стало ясно, почему его не оперировали? Такие операции делают. Матвей Петрович запросто делал такие операции.

– Не так уже и запросто, - возразил врач.

– Запросто, - упрямо повторила женщина.
– Я знаю: он нашего отца оперировал. У отца почти такая же травма была, даже хуже: у него был перелом позвоночника.

– Трудно сказать, что хуже, - осторожно заметил врач.

– А почему профессора Пастушенко не вызывали?

– Кризисное состояние наступило внезапно. Я, признаться, не ожидал. Уже ничего нельзя было предпринять.

– Но об операции говорили еще вчера.

– Разговор такой был, но профессор Пастушенко...
– врач замялся.

– Понимаю, профессор не рискнул, - горько усмехнулась женщина.
– Он осторожный человек, ваш Пастушенко. За свою репутацию боится, а за чужую жизнь не очень-то переживает. Она ведь чужая! А почему Пашу не позвали? Я же просила вас, если Толику будет совсем худо, чтобы Пашу разыскали. Он бы все сделал, чтобы Толика спасти. Когда с нашим отцом несчастье произошло, он всех на ноги поднял и вместе с Матвеем Петровичем оперировал его. Я рассказывала вам, как он к Толику, ко мне, ко всей нашей семье относится!