А еще ему вдруг стало отчетливо ясно: чтобы хранить жизни своих соотечественников нужно непременно отнимать жизни других соотечественников. Потому что иначе просто не получается. И неважно, что защищая интересы Европы он убивает, к примеру, туранца или американца. Туран и Америка греются под одним солнцем и одни и те же звезды поочередно смотрят на Туран и Америку с высоты. Пока человек жив – его можно называть как угодно – американцем, туранцем, зулусом. А когда жизнь у него отнимают – становится безразлично кем он был.

Генриху мучительно захотелось бросить свое ремесло, от которого он еще совсем недавно получал удовольствие. Только как-то уж слишком сложно и стремительно обернулись события, и пришлось убедиться, что до сих пор жил с полупрозрачной пеленой перед глазами, и пелена эта пропускает далеко не все.

Если бы Генрих узнал насколько точно его мысли совпадают с мыслями Арчи – он бы, наверное, удивился. А возможно, и не удивился бы. Он проработал во внешней разведке достаточно долго, чтобы не удивляться, когда подтверждается очевидное, хоть и кажущееся невероятным.

– Елы-палы, – ругнулся из кабины офицер-махолетчик и содрал с головы шлемофон. – Серега, заведи-ка на громкую!

В тот же миг в натянутую тишину ворвался гул сразу нескольких голосов и еще масса сливающихся звуков.

– …идут на форсаже! Два штурмовика сбито!

– Первый, первый, прошу помощи, тонем!

– «Отпор», эвакуируйте экипаж!

– Что, черт возьми творится? – Лутченко требовательно взял офицера за локоть.

– Несколько катеров в Береговом откололось от эскадры; они расстреляли звено европейских штурмовиков. Прямо в воздухе. Потом потопили два своих же катера и подбили еще четыре. Мятеж. Они отсекли яхту от берега и от воздуха. Собственно, мы единственные, кто сейчас дальше от берега, чем яхта. Наших ученых неплохо охраняют…

– Кэп! – испуганно доложил один из пилотов. – Президент на связи…

Офицер вытаращил глаза и снова припал к шлемофону. Потом поднял ошалелый взгляд на Арчи.

– Вас…

Арчи обреченно взял шлемофон.

– Слушаю.

– Агент де Шертарини?

– Он самый.

– Говорит президент России. Надеюсь, вам знаком мой голос.

– Знаком.

Арчи не стал добавлять обязательно-уставное для служащего разведки «господин президент».

– Вы должны немедленно высадиться на судно с беглецами и устранить Ицхака Шадули и его учеников! Физически устранить! Любой ценой! Это приказ, категорический приказ! Наделяю вас исключительными полномочиями, можете приказывать всем, кто сейчас вместе с вами! Там ведь есть сотрудники вэ-эр?

– Есть. Двое.

– Командуйте ими! Командуйте также сотрудником европейской вэ-эр, с Европой все согласовано! Приступать немедленно! Вам понятно?

– Понятно, – глухо отозвался Арчи. – Приступаю.

Он опустил шлемофон.

– Поздравляю, – сообщил он, глядя на Лутченко. – Теперь операцией командую я. И нам приказано немедленно устранить Шадули и его учеников.

– Мне приказано оказать вам любое возможное и невозможное содействие, – поддакнул офицер-махолетчик. Глаза у него оставались круглыми, как у совы. – Приказывайте…

Генрих тем временем тоже выслушал в шлемофоне отрывистую тираду по-немецки.

Арчи осмотрел свое новоявленное войско. Четыре человека. Он сам, Шабанеев, Лутченко и Генрих. Если учесть, что противостоят им семидесятилетний старик и горстка кабинетных очкариков, можно счесть задание увеселительной прогулкой.

– Ну, за него я молчу, пусть себе с компом обнимается, – зло сказал Арчи, кивнув на Шабанеева. – А вот ты пойдешь? Пойдешь со мной убивать одного деда и шестерых яйцеголовых?

Арчи в упор глядел на Лутченко.

– Туранская эскадра на подходе, – упавшим голосом сообщил один из пилотов. – Война, люди, война…

Лутченко, побледнев, втянул в голову в плечи.

– Что, сжалась душонка? – презрительно сказал Арчи. – Своими-то руками кровушку проливать тяжко…

– У меня был фитиль когда-то… – пробормотал Лутченко и отвел взгляд.

– Хрен с тобой, оставайся, – Арчи махнул рукой.

– Я пойду, – очень спокойно сообщил Генрих. – Только я помимо ножа возьму еще и огнестрелку. А ты как хочешь.

– А я – ножом, – Арчи угрюмо похлопал себя по карману. – Чтоб потом все это красненькое по телеку показали. Облачайся, Генрих.

Генрих быстро сбросил одежду и натянул такие же, как у Арчи, шорты.

– Ты плавать-то хоть умеешь? – осведомился Арчи.

– Умею. Не беспокойся.

– Вижу яхту, дистанция четыре с половиной, идут на нас, – крикнул из кабины пилот.

– Снижайся, – велел ему Арчи.

Как всегда перед операцией, когда решение уже принято, пришло спокойствие и уверенность. Руки и не думали дрожать. В душе стало гулко и пусто. Она будет потом болеть, душа. Когда удовлетворенно притихнет то, что ведает в человеке пресловутым профессиональным долгом.