Что ещё отметил Кондауров во время пребывания в Гаване, так это полное отсутствие, где бы то ни было портретов здравствующего на тот период Фиделя. Баннеров с героями революции Че Геварой и Камилом Сьенфуэгосом было везде предостаточно. Они были и на стенах домов, и в витринах магазинов, и в офисах Капитании порта, везде. А вот портретов Фиделя нигде не было видно. Это в какой-то степени поразило Игоря, привыкшего к советской действительности на Родине, где портреты членов Политбюро и генсека были выставлены там и сям, к месту и не к месту. Здесь же, на Кубе, народ отдавал дань памяти только павшим героям революции. Это было ново и не привычно.

Стоянка в Гаване и выгрузка продолжалась ни шатко, ни валко. Дни текли, прогулки по Гаване наскучили. И моряки открыли для себя новое развлечение – пляжи Кубы!

В самой Гаване пляжей нет. Со временем моряки узнали, что к востоку от столицы расположилась цепочка пляжей, общей протяжённостью около 20 км. Они так и называются – «восточные пляжи» (Playas del Este). В первые же дни моряков на автобусе, любезно предоставленном обществом «Кубинско-Советской дружбы» отвезли на пляж Бакуранао (Bacuranao), расположенному в 12 км. от Гаваны. Пляж морякам понравился однозначно, благо сравнить всё равно было не с чем, других-то мест им не предлагали. Кубинцы ещё говорили что-то про пляж Варадеро, который моряки посетили чуть позже.

Так что приходилось довольствоваться тем, что есть. Забирали на пляж их от борта судна в 10 часов, а обратно доставляли в 17.00. С учётом того, что кубинских денег на этом заходе они не получали, а, следовательно, и купить что-либо съедобное на побережье было не на что, а по жизненному опыту все знали, что после водных процедур, да ещё на свежем воздухе обычно очень хочется есть, то еду предусмотрительно брали с собой. Обычно это были варёные яйца, хлеб, иногда мясо.

Как ни странно, несмотря на купальный сезон, народу на пляже было мало, по крайней мере, в середине недели. Возможно это объяснялось тем, что в 80-е годы туризм на Кубе был ещё в зачаточном состоянии, сервиса абсолютно никакого не было. И за пляжем, очевидно не следили. Песок был грязным, непросеянным. Повсюду валялись окурки, обрывки бумаги, огрызки фруктов, в общем, отходы человеческой жизнедеятельности.

Что ещё бросалось в глаза, так это бетонные сооружения ДОТов (долговременных огневых точек), расположенных по берегу, примерно в 200 – 300 метрах друг от друга. По виду им было никак не менее 20 лет, то есть, в те далёкие 60-е годы, когда они были построены, кубинцы готовились к отражению возможных атак своего близкого, но агрессивного соседа – Соединённых Североамериканских Штатов, которые не могли смириться с тем, что у них под боком образовалось молодое коммунистическое государство. Смотровые щели укреплений были направлены в сторону океана, точнее Флоридского пролива, откуда можно было ожидать нападения.

С течением времени ДОТы за ненадобностью старели, постепенно разрушались, превращались в отхожие места. Внутри и снаружи их стены были разукрашены характерными для таких случаев заброшенности надписями и скабрёзными рисунками.

Атлантика со стороны берега, а Флоридский пролив Игорь относил к Атлантическому океану, запомнилась тем, что морская вода была исключительно солёной. Вообще это была фантастика! Купаться в водах Атлантики на пляжах некогда всемирно знаменитого курорта, это было что-то невообразимое! Волны океана набегали чередой одна за другой на пологие пляжи Бакуранао. Моряки с наслаждением ныряли под них. Над водой разносились их радостные крики и смех. Дурачились, веселились. Пытались плыть в сторону открытого Океана. Но не далеко. Ещё в самом начале Кондауров обратил внимание и предупредил всех об опасности нападения акул. В подтверждение своих слов указал на вышки спасателей, расставленных вдоль уреза воды на расстоянии 100 – 200 метров друг от друга. У вышек, безлюдных теперь, по случаю отсутствия многочисленных купающихся, но актуальных, вероятно в другие дни, были воткнуты в песок таблички с надписями на двух языках, испанском и английском: «Осторожно, акулы»! («Сon cuidado, tiburones!» или «Вe careful, sharks!»).

Это возымело должное действие. Ребята, действительно, старались быть осторожными. Далее, чем по грудь, не заходили в тёплые воды Океана. Плескались, купались, ныряли в набегавшую волну до одурения. Через несколько минут, по выходу из воды, когда тропическое жаркое солнце высушивало тела, на коже, волосах на голове и бородах проступала морская соль. На теле она образовывалась белыми разводами, а на волосах проступала серебром. Молодые парни стряхивали с себя морскую соль Океана, вытряхивали её из волос. Соль реально, словно песок, сыпалась из волос и с разгорячённых тел. Всё это сопровождалось весёлым смехом и подначками друг друга. Молодость!!! Что с неё возьмёшь.

Дааа, … есть что вспомнить! Вернуть бы то время вспять, но, … к сожалению, людям этого не дано. Как говориться, «…нельзя ступить в одну и ту же воду дважды…» О минувших временах, можно было только вспоминать, … и сожалеть, что всё так быстро заканчивается. Счастливая юность, которой, увы, не вернуть назад…

Кубинцы, как могли, старались скрасить пребывание моряков в Гаване. Игорю запомнилась экскурсия в известный всему миру, благодаря своему владельцу, дом – музей Хемингуэя, расположенный в пригороде Гаваны в Сан-Франциско-де-Паула. В поместье «Финка Вихия» знаменитый на весь мир американский писатель жил около 20 лет. В этом доме он был свободным и счастливым. Здесь он творил, отдыхал, наслаждался жизнью. Действительно, это был во истину райский уголок. На экскурсии Игорь в группе, среди друзей шутил:

"Как говорят в Одессе, Эрнест Хемингуэй «понимал на хорошее», знал, какое место выбрать…"

Ну, это так, к слову. Посещая дом – музей воистину, великого писателя, Кондауров узнал, что в трёх из восьми романов Хемингуэя «Старик и море», «Острова в океане», «Иметь и не иметь» главное место действия – это Куба. В судовой библиотеке имелся сборник Эрнеста Хемингуэя, куда как раз и входил роман про старого рыбака, описывающий его сражение с марлином и последующую борьбу с акулами за сохранение добычи. Игорь, по возвращению на судно, в который раз перечёл книгу. Надо сказать, что Хемингуэй входил в число любимых писателей Кондаурова, предопределивших его судьбу – моряка.