— Привет.

— Проходи, не стой в дверях, — забирает из моих рук пирог и кладет руку мне на плечо. — Чего ты как вкопанная? Сережа сейчас в душе. Уже заканчивает мыться. Снимай туфли.

Киваю как болванчик, а сама не знаю как себя вести. И только, когда Сережа вошел в гостиную с мокрой головой, стало легче. Правда, на какие-то секунды, до тех пор, пока не взглянула на его лицо. Мягко говоря, он растерян.

– А София принесла нам пирог со сливами. Обалденный, — руки бы тебе вырвать за то, что трогаешь и ешь без спроса мой пирог. Пирог, который приготовлен для Сережи!

— С каких это пор ты готовишь, Соня? — насмешливо произносит он, улыбаясь самой красивой улыбкой на свете.

— Да так, захотелось чего-то нового.

— Спасибо. Неожиданно. Давайте чайник поставим, — немного растерянно бросает он, взъерошивая волосы.

— Нет, я пойду. У меня сегодня намечается вечеринка в клубе. Встреча с одноклассниками. Вот. Я так… просто пирог передать. Хорошего вам вечера.

Надеюсь, мой голос звучал убедительно и не плаксиво, потому что все, что мне хотелось — это реветь. Ну как мне его разлюбить? Как? Глаза буквально режет от рвущихся наружу слез.

— Сонь, — окрикивает меня Сережа и хватает за руку, стоит мне только сделать шаг к лестнице. — У тебя все нормально?

— Да, — отвечаю не задумываясь. — Просто…, - как же, черт возьми, сложно произнести эти слова вслух. — Я ведь уже взрослая, Сереж. Я выросла, подросла, ну что там я еще должна сделать? Что со мной не так?

— Сонь, — притягивает меня к себе и смахивает тыльной стороной ладони мои предательские слезы. — Все с тобой так. Ты очень красивая девочка. И все у тебя обязательно будет. Просто… — замолкает, шумно вдыхая. — Просто не со мной. Забудь о том, что я тебе говорил. Я был не прав. Не обижайся. Все у тебя будет хорошо, вот увидишь. И не лей, пожалуйста, понапрасну слезы.

— Не лью, — тихо произношу я, громко шмыгнув носом. — Я пойду, мне пора. Там, на вечеринке уже все собрались.

— Ты на такси?

— Нет, у меня теперь своя машина. Классная. Ну, я пойду, — тянусь к нему и мимолетно целую в щеку. — Хорошего вам вечера.

Быстро разворачиваюсь и, громко цокая неудобными каблуками, спускаюсь по лестнице.

Иду не разбирая дороги. И нет, на улице, несмотря на поздний час, не темно. Просто противные слезы застилают глаза. Так застилают, что я не вижу ничего перед глазами и в следующий момент застреваю каблуком в ямке и, не удержавшись на ногах, падаю, больно ударяясь коленками об асфальт. Сижу и реву как полная дура. Коленки в крови и пыли. Прямо как в детстве. Только тогда Сережа обрабатывал эти самые коленки, а после накладывал подорожник. И дул на них. Только сейчас он этого делать не будет. Смеюсь как чокнутая, осознавая, что моя туфля так и осталась в асфальте. Крепко засела, зараза. И совершенно нет сил ее достать.

— Недолго ты у брата гостевала, — слышу рядом хорошо знакомый голос, но голову не поднимаю. Его тут еще не хватало. А хотя, о чем я? Вся задница, происходящая со мной, случается рядом с ним. Так что не мудрено. Не мудрено…

Сказать что-либо в ответ не успела, да и не хотела. Глеб наклонился и с легкостью достал застрявшую туфлю. И так же не раздумывая, сам надел ее на мою ногу. Вот тут меня снова посетил истерический смех. Золушка, блин. Пока я продолжала хохотать, попеременно глотая слезы, Бестужев взял меня под локоть и приподнял с асфальта.

— Лить слезы лучше всегда в комфорте, желательно с целыми ногами.

— И руками, — хрипло шепчу в ответ, только сейчас осознавая, что стерла в кровь левую ладонь. Видимо опиралась на нее, когда падала.

Не помню, как я дошла до машины, равно как и села в нее. Более-менее очнулась только тогда, когда Глеб сел рядом со мной на заднее сиденье и, кивнув своему водителю, открыл аптечку.

— Будет щипать, так что терпи.

— Как в детстве.

— Точно.

Смотрю на неспешные движения Бестужева и совершенно не знаю, как себя вести. Вот он обрабатывает мои колени и вроде бы нет здесь ничего такого. Он ведь мне помогает, это же хорошо, что вот так, посторонний человек, не спрашивая, помогает подняться и обрабатывает раны. Но от осознания того, что этот мужчина был свидетелем моего очередного фиаско, меня начинает накрывать волной злости. А следующие его слова и подавно выводят меня из себя.

— А все это получилось только по одной причине — надо хоть иногда меня слушать и желательно прислушиваться. Сколько раз тебе нужно сказать, что ты безразлична своему брату как девушка? Неужели тебе нравится унижаться?

— Я, кажется, говорила тебе пойти в задницу. Нет? Тогда повторю — иди туда надолго. Я буду делать то, что хочу. И ты мне не указ, понял?!

— Не стоит мне хамить на ровном месте. Я ведь могу за десять секунд надломать тебя не самыми приятными словами. Ты этого точно хочешь? Если да — то легко.

— Ты думаешь на меня повлияют твои слова? Плевать я на них хотела. Можешь говорить все, что вздумается.

— Все что вздумается не буду. Только правду.

— Тоже мне, правдолюб нашелся.

— Я родился, а не нашелся, — скидывает грязный ватный тампон на коврик и берет меня за руку.

— Отпусти, — зло бросаю я.

— Обработаю твою ладонь и отпущу.

— Откуда ты такой взялся?!

— Какой?

— Противный.

— То есть это я противный?

— Хуже. Слов не могу подобрать.