Шрифт:
– Да, над этим надо будет поразмыслить. Дашь мне отыграться?
– Если хочешь...
Мы продолжаем играть (я – думая, а Пинюш – выигрывая) вплоть до возвращения Берюрье.
На вид тот находится в двух шажках от апоплексии. Он падает на соседнюю скамейку и начинает обмахиваться пивной кружкой.
– Вот сволочи! – ворчит он.
Я сдвигаю Пинюша, чтобы сесть рядом с Толстяком.
– Что с тобой?
– Повидался с парнями из криминалки! Ты себе представить не можешь, как они надо мной насмехались! Не нашли ни малейшей улики, а еще издеваются. Я сдержался, потому что не люблю скандалы, но, если бы послушался своего внутреннего голоса, им бы стало очень больно.
Я его успокаиваю величественным жестом римского императора.
– Смотри не помри от инсульта в этой тошниловке. Это был бы непорядок! Их расследование продвинулось?
– Продвинулось! Да они словно приклеились к одному месту!
Он сует свой ноготь в форме черепицы между двух клыков и выковыривает нечто застрявшее там.
– Ничего! Пустота! Ноль! Послушать их, так этот чайник с неба свалилс!
– Они передали фотографию в иностранные брехаловки?
– Да. В Англию, страны Бенилюкса, в Германию, Италию... И переслали увеличенный экземпляр в ФБР... До сих пор жмурика никто не опознал. Вот непруха, а?
– Точно! А продавцов требухи они больше не допрашивали?
– Три дня только этим и занимались, козлы! Всех опросили – от носильщиков до получателей! Никто не заметил ничего необычного. Они проверили личную жизнь торговца, продавшего мне бубенцы, потом жизнь его благоверной, его работника, его двоюродного племянника, – ноль! Требушатник разоряется. После этой находки у него никто ничего больше не покупает – боятся, что он подсунет человечину! Ты представляешь?
Берюрье вытирает лоб черным платком, вполне подошедшим бы для пиратского флага.
– Большой стакан белого! – кричит он.
Маргарита приносит заказ и ухитряется положить два кило своей левой сиськи на мое плечо.
Я дружески поглаживаю ее. Она мягкая, как бархат, и наводит меня на мечты о сладкой жизни на розовом облаке. Всю свою жизнь я мечтаю пожить на розовом облаке... Гулять по бесконечной синеве с золотыми точками и смотреть с высоты на Землю, загаживаемую дрянью под названием Человек!
– Не стесняйся, – ворчит Берюрье.
Он кладет свою грязную фетровую шляпу на соседний табурет. Кожаная подкладка шляпы нарисовала на его лбу желтоватый круг.
– Вижу, начало у нас не слишком удачное, – констатирует он.
Пинюш хочет разделить с нами грусть. Мы даем ему двойное согласие, и он подсаживается ближе.
– Эта история может стоить нам карьеры, – говорит Берюрье как ни в чем не бывало. – Наверху могут простить неудачу, но не прощают, если вас выставили на посмешище.
Он осушает свой стакан с такой быстротой, что я себя спрашиваю, а был ли он когда-нибудь полным.
– В моем квартале меня зовут «Бычья голова»! Меня, Берюрье! – добавляет он. – Даже моя жена и та надо мной издевается!
– Ну это-то не вчера началось, – перебиваю я. – Твоя башка уже давно напоминает бычью, парень... Плюй на них на всех, мы еще отыграемся...
– Ты так думаешь?
– Да. Согласен, случай сунул нас в жуткое дерьмо. Да, нас держат за лопухов, но мы возьмем реванш...
– Ну ты оптимист!
– Это не оптимизм, а воля. Я, представь себе, привык оставлять последнее слово за собой! Моя уверенность его подбадривает.
– Но ведь нет же ничего нового! Как мы найдем ту сволочь, как?..
– Надо ждать, – советует Пино. – Ему придется избавляться от остального...
Я обрушиваю кулак на мраморный столик.
– Нет, мы не будем ждать!
– А чего же нам делать?
– Раз нет никакого следа, мы создадим его сами! Мои помощники разевают глаза размером с лужайку перед Елисейским дворцом.
– Создадим след?
– Совершенно верно... Я щелкаю пальцами.
– Маргарита! Принесите нам на чем писать и сядьте с нами на минутку.
Хозяин забегаловки, толстый бездельник, начинает возникать за своей стойкой. Он говорит, что при таком наплыве клиентов официантка должна обслуживать посетителей, а не рассиживать с ними.
Я ему советую выйти из-за стойки, где он страдает от недостатка двигательной активности, и ненадолго заменить рыженькую.
Он подчиняется, вопя еще сильнее, но от его возражений эффекта не больше, чем от голубиной какашки на куче дерьма. Официантка возвращается с блокнотом в черной обложке с отвратительной бумагой в клеточку и конвертом такого низкого качества, какое только возможно.
– Вас не затруднит написать письмо под мою диктовку, красавица?
Она выглядит удивленной и восторженной.