– А ты?!

– Да еще кое-что посмотреть надо…

– Какое «кое-что»?!

– Мальчишечка один припозднился. А ты, как выскочишь, давай ЛОХ на 4-й и 5-й отсеки: это уже никому не повредит, зато лодку спасет!

– А…

– …твою мать, ты же начальник!

Михаила Анатольевича Широкова найдут мертвым, висящим на кремальере носового межотсечного люка: он никого не пропустил внутрь! А перед этим отдал «мальчишечке»-вахтенному свой ИДА и успел выпихнуть его наружу. Живи-и-и!

Генка вылетел в 6-й отсек и бросился к громкоговорителю:

– Центральный! Дать ЛОХ в 4-й и 5-й! Я приказываю!! НЕМЕДЛЕННО! Какие на х. н стрельбы?! Взрыв в ракетной шахте! Ясно, командир?!

Генка бросился обратно.

Он не знал, что взорвавшаяся и затопленная ракетная шахта послала свой последний привет выбросом целой кучи всяких неперевариваемых компонентов. Хрен с ними! Пожар! Вот чего сейчас надо было избежать любыми способами.

Легко было на войне Александру Матросову: всего-то одна сраная амбразура! Генка был готов закрыть своей грудью всё. Груди бы хватило.

Та-а-ак, Мишка наверняка соединил питающие провода напрямую, значит, кабель от щита можно оторвать… Ох, больно… Х…

я, всего-то 380 вольт… А ток маленький… Ну, ничего себе, маленький! Так шандарахнуло, что Генку отбросило к противоположной переборке и ударило об вентиль регулирующего клапана. Вовсе и не 380, а все 500 вольт! Ух!

Ну, вот она, сука, наконец-то! Тут гасишь, гасишь, а в самой глубине короткое замыкание полыхает. Здесь огнетушителем не обойдешься. Генка, не раздумывая, взялся руками за обнаженные провода…

…Потом они дымились. Руки, разумеется. Скрюченные, непослушные. Даже, «ворота» не распахнуть! Переборку, разумеется. А мы её подбородком… Ага, хрен по всей морде! Успели, как положено, застопорить с той стороны. Молодцы! Генка опустился на палубу и прислонился спиной к переборочному люку. Все нормально!

Послышалось негромкое шипение, и перед глазами просто из ниоткуда появились крупные белые «мухи». Дал все-таки, сукин сын! Это – ЛОХ. Лодочная, Объемная, Химическая. После нее в отсеке ничего уже гореть не сможет. И даже дымиться. Она сжирает весь кислород. Спасибо!

А мне он нужен? Ну, кислород, разумеется. А зачем? Чтобы дышать…

Генкина голова медленно опустилась подбородком на грудь…

…Не дождетесь!

Кто ж тогда командиру в морду… плюнет? Хотя бы за то, что вместо немедленного объявления аварийной тревоги этот пидор решил дострелить оставшуюся «болванку» только для того, чтобы кто-то там наверху мог лицезреть её грозный, впечатляющий полет. По одному трупу за каждую «болванку». Не слишком ли высокая цена?! У-у-у, сучара!

Черт возьми, как жить-то хочется! Шанс…

Его туманящийся взгляд упал на массивный телефон межотсечного аварийного переговорного устройства, висящий совсем близко, на переборке. Ха! Вот и попробуем последний раз осуществить свое конституционное право на один телефонный звонок. Под шумок всеобщей суматохи…

Черной обугленной пятерней Генка потянулся к заветному аппарату. Только бы его «команда» оказалась на месте!

Их было двое: капитан-лейтенант Прудников и старый мичман Селезень. Они подошли к переборке между 6-м и 5-м отсеками из турбинных помещений. К той самой переборке, которая по всем правилам борьбы за живучесть была наглухо закрыта и затянута рычагом кремальеры с кормовой, безопасной стороны. А в 5-м отсеке, прямо под ней умирал их командир…

Они пришли, чтобы нарушить незыблемые правила.

У задраенного люка сидели командир 6-го отсека и один из матросов. Охранники! Двумя ударами по головам оба были мгновенно оглушены и оттащены за ноги в глубь отсека. На выравнивание давления и разблокировку кремальеры ушли несколько секунд. Володька еще успел приложить ладонь к переборке: температура была никак не выше 60–70 градусов. Значит, ЛОХ отлично сработал, и пожара внутри нет.

Не подающего видимых признаков жизни Генку выдернули наружу за две секунды.

И вернули все в исходное.

– А я бы тебе орден дал! И перевел в Москву, в Главный штаб ВМФ.

– Да мне-то грех жаловаться. Вроде как почти героем представили, капитана 2-го ранга досрочно дали. Но на всякий случай сюда сослали. – Широким жестом руки Соловьев обвел большое, неярко освещенное помещение. Это был зал известного в городе Северодвинске ресторана «Белые ночи». – А экипаж-то расформировали. Большинство офицеров и мичманов уволили на гражданку, якобы по истечении контрактов. Всю вину свалили на погибшего командира группы БЧ-2. Мол, знал, скрывал, обманул, не доложил… А все остальные ни сном ни духом. Короче, в оперативном порядке поспешили разбросать подальше всех, кто имел малейшее отношение к экстренной подготовке лодки и к стрельбам.