Шрифт:
– Я бывший.
– Ясно. Так что же вы хотели, бывший?
– Хотел узнать, что случилось с моей женой.
– К сожалению, я не могу обсуждать состояние своей пациентки с посторонними людьми.
– Я не посторонний, я муж.
– Глеб Петрович, я понимаю вас, но и вы меня поймите. Сейчас вы именно, что посторонний. Правила есть правила.
– Хорошо, - пришлось согласиться с врачом, - тогда могу я переговорить с заведующим отделением?
– Конечно, - покладисто согласился доктор.
Я отправился к заведующему отделением в надежде узнать, что случилось со Стаськой. Но, ни беседа с заведующим, ни последующий за ней разговор с главным врачом мне не помогли. Для них я так и остался чужим для Стаськи человеком. Единственное, что удалось выяснить, что операция прошла успешно, и Стася еще не отошла от наркоза.
Когда вышел из больницы, машины Пашки на стоянке уже не было. Я набрал его номер.
– Паш, - сказал, едва он снял трубку, - это Глеб. Надо переговорить.
– Ты где?
– задал вопрос Пашка.
– Я рядом с больницей, где Стася лежит.
– Значит, уже знаешь?
– Я знаю, что она в больнице. Но мне не говорят, что с ней.
– Приезжай ко мне, переговорим.
Помчался к другу. Пашка ждал меня у подъезда.
– Что с моей женой?
– выпалил я вместо приветствия.
– С бывшей женой, - поправил Пашка, прикуривая сигарету.
– Хорошо. Что с моей бывшей женой?
– Глеб, я в курсе, что Стася застала тебя с любовницей и подала на развод.
Я нетерпеливо махнул головой, но Павел не дал себя перебить:
– Я знаю, что вас развели. А еще я знаю, что она улетела в Малайзию.
– Я тоже все это знаю. А теперь скажи мне то, чего я не знаю. Что с моей женой?
– Она была беременна, - ответил Паша и зачем-то уточнил, - ребенок твой.
Последняя фраза была до того глупой и неуместной, что я недовольно скривился. Можно подумать, что у Стаськи мог быть ребенок от другого мужчины. Или что я мог бы сомневаться в отцовстве. Стоп. Ребенок! У нас со Стаськой будет ребенок! Я даже представил этого ребенка. Розового, пухлого, с ямочками на щеках и зелеными Стаськиными глазами. И эта картинка была такой яркой и завораживающей, что я невольно улыбнулся.
– Плод перестал развиваться. Потом началось воспаление. Пришлось делать операцию, - продолжил Пашка.
Странно и неправильно было слышать о нашем со Стаськой ребенке - плод. Какой же он плод? Это же наш ребенок, наш малыш, самый лучший на свете. И вдруг - плод.
– Как перестал развиваться?
– тупо переспросил я.
– Замершая беременность, - ответил Пашка.
– Иногда ребенок перестает развиваться. Умирает.
Он протянул мне пачку сигарет, я машинально достал одну. Прикурил. Мозг отказывался воспринимать информацию.
– Наш ребенок умер?
– Да.
– А Стася, что с ней?
– Она не заметила сразу, срок очень маленький. Началось воспаление. Позвонила из Стамбула, пожаловалась на боли. Я встретил ее в аэропорту, стразу повез в клинику. Там сделали узи и отправили на операцию.
– А сейчас? Как она сейчас?!
– Глеб, сейчас она отходит от наркоза.
– Она в порядке?
Пашка глубоко вздохнул.
– Глеб, у нее больше не может быть детей.
До меня как-то плохо доходил смысл сказанных Пашкой слов.
– Она в порядке?!
– повысил я голос.
– Она поправится, - твердо сказал Пашка.
– Но детей у нее не будет. Никогда.
Я постарался отбросить от себя мысль о детях. Об этом можно подумать позже. Постарался не думать о нашем погибшем малыше. Сейчас самым главным было здоровье моей женщины.
– Паша, любые врачи, любые лекарства, любые клиники - все, что только нужно для ее здоровья, - начал я.
– В этом даже не сомневайся.
– Я сейчас поеду к ней.
– Нет, - твердо сказал Павел.
– Я поеду, - упрямо повторил я.
– Нет, Глеб. Во- первых, она еще не отошла от наркоза. Во-вторых, тебя не пустят. Поезжай домой, постарайся поспать. Я завтра с утра буду в клинике и тебе позвоню.
Я не стал спорить. Я просто вернулся к клинике и провел всю ночь в машине на парковке. Рано утром приехал Павел. Меня он не заметил, сразу прошел в приемный покой.
Я выдержал двадцать минут и позвонил ему.
– Ты где?
– спросил Павел.
– Внизу, в машине.
– Сейчас выйду.