Глеб: «Уже второй, должно быть ты легла. А может быть, и у тебя такое»

Пытаюсь вернуть выпученные глаза на их законное место. Самойлов, конечно, человек всесторонне образованный, но такого я от него не ожидала. Надо же, любовная лирика Маяковского. Пока решаю, как ответить и стоит ли отвечать вообще, приходит еще одно сообщение.

Глеб: «Доброе утро! Позавтракала?»

Я: «Доброе. Спасибо за завтрак.»

Глеб: «Помнишь наши завтраки в Париже?»

Еще бы я их не помнила. Память услужливо рисует картинку в моей голове: маленькое кафе на бульваре Вальтер, завтрак на двоих. Две чашки кофе-крем, но пить из одной почему-то вкуснее. Поцелуй со вкусом клубничного джема. Если подумать, страшная банальность. Но от воспоминаний об этой банальности щемит сердце.

Глеб: «у тебя на груди крошки»

Опускаю глаза. Верно, крошки. Круассаны жутко крошатся, вся грудь усыпана крошками. Тогда, в парижском кафе, я очень этого стеснялась, как и того, что Глеб, делая вид будто отряхивает меня от крошек, стал нагло ласкать мою грудь. Он неторопливо проводил по ней пальцами, слегла пощипывая соски через тонкий свитер, и эти спокойные движения безумно возбуждали меня.

Глеб: «я хочу стряхнуть эти крошки»

Делаю глоток кофе. Если бы прошлое можно было так легко вернуть. Тогда, в Париже, мы вернулись в отель. Завтрак так завёл нас, что не было сил и желания продолжать прогулку. Под изумленным взглядом горничной закрылись в номере, и вышли только вечером. У меня дрожали ноги, и саднило горло. А ещё я надеялась, что в отеле хорошая звукоизоляция, и не все постояльцы в курсе того, чем мы занимались весь день. Как оказалось, что все. В курсе. Нас приняли за молодоженов и вечером принесли в номер бутылку шампанского в качестве презента от отеля. Нам улыбались и поздравляли. Я сказала Глебу, что такого позора больше не переживу. И Глеб, как всегда, нашёл выход. Уже на следующий день снял апартаменты в этом же районе, в доме с отличной шумоизоляцией.

Глеб: «пригласишь к себе?»

Я: «нет»

Он не стал настаивать, за что я была очень ему благодарна.

Все последующие дни я проводила на работе с утра и до позднего вечера. Вела переговоры с поставщиками, рекламщиками, баерами. Устроила выволочку управляющему магазина в Париже и собиралась сделать то же самое с управляющим магазина в Нью-Йорке. Недавно я приняла решение запустить в продажи более демократичную коллекцию сумок. Это требовало расширения производства. Еще хотелось подумать над созданием детской и подростковой линейки. Работы было много, но я не жаловалась.

Семь лет назад, после разговора с отцом, я сидела в саду и думала: чем хочу заняться? Мысленно перебирая варианты, обратила на карандаш в своей руке. Сколько себя помню, я всегда рисовала. Когда задумывалась, рука само собой находила карандаш или ручку. На Борнео я много рисовала: деревья, птицы, животные и цветы сами просились на бумагу. Я получала огромное удовольствие от того, что могла перенести на бумагу сказочную прелесть острова моей мечты.

Тогда, сидя в саду, я поняла, что не хочу работать в очередном офисе, хочу создавать что-то свое. Но что? Одежда, обувь, аксессуары? Мне хотелось всего и сразу, и я никак не могла остановиться на чем-то конкретном. Помог случай. Мамина подруга пригласила родителей на день рождения. Торжество планировалось пафосное, в круг приглашенных вошли очень состоятельные люди. Мама приготовила платье и туфли заранее, но никак не могла подобрать аксессуары. Рассматривая темный, летящий шифон маминого платья, я нарисовала в своей голове идеальную сумочку к нему. Исключительно из любопытства - получится, не получится, сделала эскиз на бумаге. Показала матери.

– Сделай, - потребовала мама.

– Что?

– Сделай мне эту сумку!

– Ма, как я это сделаю? Я не умею.

– Заодно и научишься.

Я подумала: почему бы и нет? И взялась за сумку. Я потратила на нее неделю. Семь дней и почти семь ночей. Но я ее сделала. Идеальную сумку к вечернему платью. Я купила подходящий по цвету атлас. Я просмотрела в интернете кучу мастер-классов по изготовлению сумок. Я научилась вышивать бисером. К назначенному дню сумка была готова. Мама внимательно ее осмотрела.

– Идеально, - вынесла она свой вердикт.

И отправилась с отцом на званый вечер. Так и началась моя карьера дизайнера. Свои первые сумки я делала для матери и ее знакомых. Потом подтянулись знакомые знакомых. А затем незаметно встал вопрос о создании собственного бренда.

– Сумки от Станиславы Воронцовой звучит очень стильно, - заметила мама.

К тому времени официально я была еще Самойловой, но открывать дело под фамилией Глеба не собиралась. Представила себе всю канитель со сменой документов и пришла в ужас. Неужели мне придется лететь в Москву? Тут подключился отец. Не знаю, какими связями он тряхнул, но в течение месяца я вернула себе девичью фамилию.

И завертелось. Мне очень помогли родители. Особенно мать. Будучи известной певицей, она много путешествовала по миру, и всегда была в центре внимания. Она рекламировала мои сумки. Да что там, она просто навязывала мои сумки своим знакомым и почитателям. "Моя новая сумка от Станиславы Воронцовой. Правда, прелесть?" "Как, у вас еще нет сумки от Воронцовой?!" Свой первый настоящий заказ я получила благодаря маме. Два года я работа на перспективу. Придумывала, делала эскизы, находила материалы и изготавливала сумки. Когда желающих приобрести мои сумки стало так много, что я перестала справляться одна, пришлось нанять персонал. Потом открыла небольшой отдел по продаже в маленьком дизайнерском магазине Нью-Йорка. Следом такой же отдел появился в Париже. Обо мне стали писать в модных журналах. Меня стали приглашать на выставки. Спустя три года после моего поспешного отъезда, я вернулась в Москву, что бы открыть свой первый полноценный магазин.

Приближалась выставка. Я работала, как заведенная. Ни на что другое сил просто не оставалось. Макс улетел на натурные съемки на Алтай и ежедневно слал мне фотоотчеты, добавляя при этом, что жизнь ведет монашескую и с нетерпением ждет меня в гости. А в моей жизни появилось очень много еды и бывшего мужа. Завтраки от Глеба мне привозили домой, обеды на работу. Когда он поинтересовался, чем можно меня порадовать на ужин, я написала, что не ем после шести. Поэтому по вечерам Глеб развлекал меня сообщениями, интересовался, как прошел мой день, или описывал свой. Он втягивал меня в свою жизнь и просачивался в мою. Я понимала, что нужно прекращать это странное общение, но никак не могла найти для этого убедительной причины. Ругала себя за то, что вообще ввязалась в этот диалог. И главное, как понять, я заинтересована именно в Самойлове или мне не хватает мужского внимания?