Элис боялась мисс Гурке. Её отличала не только странная манера одеваться – её кожа маслянисто блестела, напоминая Элис о змеях.

Больше всего мисс Гурке досаждали опоздавшие. Она стояла в дверях и, если дети приходили хотя бы на секунду позже звонка, хватала их за капюшоны курток и тащила в свой кабинет. Ещё с детского сада Элис взяла за правило приходить в школу как минимум на пятнадцать минут раньше.

Со своего места на скамье Элис наблюдала, как мисс Гурке опустила голову, положив обе руки на край гроба. Попрощавшись, она сделала нечто странное. Вместо того чтобы отвернуться, она наклонилась над гробом и сунула в него руку, как будто собиралась приподнять голову Полли и поцеловать её перед расставанием. Должно быть, она передумала, решила Элис, когда мисс Гурке отдёрнула руку и, не оглядываясь, пошла к выходу быстрым шагом.

Элис оставалась внутри до тех пор, пока помещение не опустело и не разошлись последние скорбящие. Стало очень тихо и спокойно – подходящее время, чтобы воскресить в памяти множество особенных моментов, которые они разделили с тётей Полли.

Она вспомнила, как однажды зашла в пекарню по дороге домой из школы и застала тётю за прилавком. Та выжимала сок из лимонов, чтобы напечь «шахматных» лимонных пирогов.

– Можно я буду вылавливать семечки? – спросила Элис, с радостью забираясь на красную табуретку.

Полли закончила выжимать последний лимон и передала миску Элис. Потом протянула ей вилку.

– Вылавливай на здоровье, – улыбнулась она.

– Мама говорит, ты могла бы заработать миллионы, если бы захотела, – сообщила Элис, извлекая вилкой скользкие белые семечки и складывая их на блюдечко, которое тётя поставила рядом с ней. – Разве ты не хочешь разбогатеть?

– Я уже богата во всех отношениях, которые имеют значение, – ответила Полли. – И твоя мама тоже, даже если она ещё этого не знает.

В ожидании, пока Элис закончит, Полли рассеянно теребила медный ключ, который висел у неё на шее на цепочке. Она всегда так делала во время разговора – то совала ключ за ворот блузки, то вытаскивала его наружу. Элис нравилось смотреть, как он вращался на весу, её завораживали отблески огня, отражавшиеся на поверхности, когда тётя ставила пирог в пылающую духовку. Это был единственный ключ от двери пекарни, и Полли всегда носила его на шее, чтобы не потерять.

Когда семечек в лимонном соке не осталось, Полли послала Элис в кладовку за сахаром, а сама сходила за корзиной свежих коричневых яиц, которую кто-то оставил на пороге утром.

– Если я кое о чём спрошу, ты обещаешь ответить честно, тётя Полли? – задала вопрос Элис, оперевшись локтями о прилавок и наблюдая, как тётя тщательно ополаскивает яйца.

– Конечно, – кивнула Полли. – Спрашивай о чём угодно.

– Я фантазёрка?

– Однозначно, – ответила Полли и ловко разбила яйцо о край миски.

– Этого я и боялась, – вздохнула Элис.

– Что ты имеешь в виду? Богатая фантазия – это чудесно.

– Мама так не думает, – призналась Элис. – Её это раздражает.

– Чепуха, – отмахнулась Полли, отложила скорлупу и взяла следующее яйцо.

– Иногда я сочиняю песенки, – сообщила Элис. – Мама говорит, это особенно раздражает.

Полли посмотрела перед собой отсутствующим взглядом.

– Твоя мама раньше пела словно ангел.

– Правда? – Элис не могла припомнить, чтобы мама пела при ней.

– Слушать её было наслаждением, – поделилась Полли.

– Мама говорит, мне медведь на ухо наступил.

– Добро пожаловать в клуб, – сочувственно засмеялась Полли. – Я бы не отличила диез от бемоля, даже будь это вопрос жизни и смерти. А может, споёшь мне свою песенку?

– Прямо сейчас? – Элис вскинула брови.

Полли кивнула, и Элис, спрыгнув с красной табуретки, прочистила горло и запела песенку, которую только что придумала.

Пироги горячие и круглые у Полли!

Ешьте их на улице, дома или в школе!

С голубикой, ежевикой, вишней и морошкой!

Ешьте вы их вилкой или ешьте ложкой!

Когда Элис закончила петь, Полли заключила её в объятия.

– Браво! – воскликнула она.

– Никогда не слышала про пироги с морошкой, – пожала плечами Элис. – Но иногда приходится вставлять в песни странные вещи ради рифмы.

– Мне очень понравилось, – заверила её Полли. – С морошкой и всем остальным. Я очень тебя люблю, Элис.

– Жаль, что я недостаточно хорошо пою, – смутилась Элис.

– Важно быть благодарными за таланты, которые у нас есть, – подбодрила её Полли. – Ты отлично сочиняешь песни. Никогда об этом не забывай.

У Элис внутри сделалось тепло и сладко, словно она была пирогом тёти Полли. Ей хотелось остаться в пекарне навсегда. Тётя Полли была единственным человеком, кроме неё самой, которому нравились бутерброды с мягким сыром и оливками. Их они ели на обед в день, когда она умерла. Это была пятница в середине июля – время школьных каникул, и Элис пришла в пекарню, чтобы помочь тёте очистить бушель ревеня для пирогов. В полдень они устроили перерыв и поели бутербродов на кухне наверху, сидя за столом напротив друг друга. Тётя Полли сказала, что ей нездоровится, и захотела ненадолго прилечь. Элис накрыла её лоскутным одеялом с леопардовым рисунком, которое лежало сложенным в изножье кровати, и когда она наклонилась поцеловать тётю в гладкую щёку, Полли Портман прошептала последние слова: «Спасибо тебе большое». К утру она ушла навсегда.