Я прятала его ото всех, как могла, и пыталась собрать ключевой узор ещё несколько месяцев, пока у нас в приюте не наступил ежегодный день перераспределения. По возрасту меня должны были из приюта забрать на какую-нибудь работу, где я и должна проживать дальше, но мне повезло. Девочек моего возраста любили забирать в школу жриц, и меня отправили туда. И я была этому рада ровно полгода, пока они в своей строгости и попытках приучить меня к аскетическому образу жизни не забрали головоломку. В ту же ночь я выкрала ее из кабинета настоятельницы и сбежала так далеко, как только смогла, сумела даже добраться до Аргента, столицы соседнего бога.

Головоломка стала моей навязчивой идеей. Ещё почти год после случившегося я прожила на улице. Воровала, что удавалось, и все свободное время посвящала попыткам сложить узор. Но всему однажды приходит конец, то же случилось и со мной. На очередном воровстве меня поймали…

***

— Богиня умеет воровать! — раздался голос сатира из толпы, и все, включая меня, дружно по-доброму рассмеялись.

— Если бы умела, меня бы не поймали, — ответила я, закончив смеяться. — Слушайте дальше.

***

В тюремную камеру меня буквально втолкнули, и дверь за мной захлопнулась, когда я еще повернуться не успела. Я бросилась к решетке и схватилась за прутья:

— Верните! Верите игрушку! — я называла головоломку игрушкой, так было проще объяснить остальным, что это.

— Какую игрушку? — небритый мужчина в кольчуге за столом показал мне мой шарик и усмехнулся. — Эту игрушку?

— Да, эту. Верните. Пожалуйста, — я протянула сквозь прутья свою худую грязную руку с замызганным в пыли рукавом.

Рядом с ним стояли ещё двое стражников, что притащили меня сюда, и лишь тихо посмеивались:

— Ты гляди какая шустрая, — усмехнулся один из них, накручивая свои усы на палец.

— И наглая, — согласился второй, уши у которого топорщились в разные стороны так, что это было бы даже смешно, если бы я не смотрела на все это из-за решетки.

— Так, ладно, за что ее взяли? — мужчина за столом отложил мой шарик и взялся за перо.

— Воровство. По карманам шарилась, — ответил усатый и повернулся к его столу.

— А что с мальчишкой? Притих чего-то, — ушастый стражник кивнул в соседнюю с моей камеру.

Бросив туда взгляд, я сразу его отвела. Там лежал на прогнившем сене мальчишка примерно моего возраста — тоже около шестнадцати — весь в крови и не шевелился. Хорошо, что вокруг полумрак и я не могла его разглядеть, иначе бы меня точно стошнило.

— Да он… может даже и того… — немного смутился стражник за столом.

— Опять во время допроса ушатал? — недовольно покосился на него усатый. — Слушай, Норен, ты бы уже посторожнее с заключенными, к нам вот-вот из столицы приедут, нам бы следы за нашими делами заметать, а ты вон, только внимание привлекаешь.

— Да понял я, понял, — его собеседник отмахнулся пером. — Идите уже обратно на свой пост, потом поговорим.

Попрощавшись с сидящим за столом Нореном, они вышли, оставив меня с ним наедине. Я уже хотела было снова попросить головоломку, но он начал говорить первым.

— Эй, девчуля, знаешь, за что тут этот парень?

Хочет поговорить, значит, поговорим. Вдруг он расщедрится и вернет мне мою вещь.

— Не знаю.

— Этот малявка пытался стащить сладкую булочку. Вот ты хоть раз в жизни сладости ела?

— Нет.

Вообще-то я соврала, в монастыре нам всем один раз раздали вкусные сладкие булочки, празднуя день нашего приезда. И это очень приятное воспоминание. Но не рассказывать же его этому человеку.

— Вот то-то же. А я уже попробовал. И у меня есть ещё одна. И я тебе ее отдам, если окажешь мне небольшую услугу.

— Отдайте мне игрушку, и я что угодно сделаю, — тогда ещё я по-детски наивно не понимала, чего он может от меня хотеть.

— Игру-у-ушку тебе, — ехидно протянул он и отложил перо, повернулся на табурете в мою сторону. — Ладно, игрушка так игрушка.

Он встал, подошёл к решетке, заставив меня испуганно отступить, и приспустил штаны, показав мне свое эрегированное достоинство:

— Видала какой большой, — он снова усмехнулся и взялся за него, провел рукой. — Сейчас ты откроешь свой ротик и поучишься с ним управляться. И если будешь хорошей девочкой и поиграешь с моим большим другом, я верну тебе твою игрушку.

Я с отвращением смотрела на него, не приближаясь к прутьям, и растерянно молчала. Он воспринял это молчание по-своему: