— Тебя все равно завтра казнят, ты же понимаешь это? Наши законы суровы, и набивать тюрьмы отребьем вроде тебя, чтобы потом забесплатно кормить, никто не станет. Но ты, по крайней мере, можешь сделать хоть что-то хорошее в своей жизни и доставить мне удовольствие, — он неторопливо водил по нему рукой. — Ну, давай, опускайся на пол, открывай ротик, и поиграй с ним.

У меня было только одно желание. Двинуть ему в рыло. И оторвать член. Ладно, два желания.

И в этот момент в это темное затхлое помещение вошёл ещё один стражник, но этот был одет иначе, представительнее, и выглядел лет на сорок пять со своими стремительно седеющими волосами и бородой.

— Выродок ты, Норен. Ты чего творишь?!

Увидев происходящее, вошедший мужчина разъярился не на шутку. Он в пару быстрых шагов подошёл к своему подчинённому, пока тот быстро натягивал штаны обратно, и вцепился ему в шкирку:

— Ты что же удумал мне тут, — он с силой отпихнул его к стенке рядом с моей камерой, — заключённых трахать и убивать?! Давно про тебя, свинорыла, слухи ходили, да я, дурак, все не верил. Ты, твою мать растудыть, страж закона! И что же творишь, сучье ты вымя?!

— Да я что, сэр, — тот остался стоять у стены, немного ссутулившись. — Я так. Они ж все равно висельники тут все!

Седовласый, но все ещё крепкий мужчина с размаху двинул ему в нос и, судя по ответному вскрику, сломал его:

— Поговори мне тут ещё, висельники, видите ли! Давай, взял тряпку, к носу приложил и скулить перестал! Сегодня в ночь в дозор пойдешь, круги здесь вокруг тюрьмы нарезать. И не дай бог узнаю, что ты где-то спать завалился — одним носом не отделаешься, понял меня?! Ну, что стоишь, давай, пошел! Тряпка — и в дозор.

— Да, сэр, да, — залепетал тот, держась за нос, и выскочил из помещения.

Мужчина тем временем подошёл к камере мальчишки и посмотрел туда сквозь прутья, недовольно потер бороду, пробормотав себе под нос:

— Ах ты ж вымя сучье, чего наделал, — затем посмотрел на меня и подошёл к моей решетке. — А ты как, малая? Тебя били?

— Нет, — я отрицательно помотала головой.

Он оглядел меня с головы до ног и, не найдя побоев, кивнул и отошел, устало сел на табурет перед столом, потирая заболевшие от удара костяшки пальцев:

— Видала, какие выродки встречаются? Ты ж ему в дочки годишься, а поди ж ты, позарился на молодку.

— Сэр, это правда, что меня казнят завтра?

Он взглянул на меня, но быстро отвел глаза:

— Ну, может ещё и не завтра, — и с этими словами отвернулся к столу и посмотрел на недописанный отчет. — Эх, всего лишь воровство. И попалась.

— Сэр, могу я попросить свою игрушку? Мне ничего больше не нужно. Пожалуйста.

— Игрушку? — он взглянул на меня, а затем окинул взглядом стол, ища то, что по его мнению могло бы быть игрушкой девочки моего возраста. — Какую?

— Вон тот шарик, — я потерла грязную щеку, второй рукой указывая на головоломку.

Мужчина взял шарик в руки, задумчиво рассмотрел, а потом подошёл к прутьям решетки и протянул его мне, с сожалением сказав:

— Моя дочка в твоём возрасте куколок из сена обожала. Жаль, не дожила до сегодняшнего дня.

Я выхватила шарик, словно он хотел забрать его назад, и быстро отступила в дальнюю от решетки часть стены. Я оперлась на стену и уселась на пол, занявшись перещелкиванием элементов головоломки, а он продолжил, глядя на меня:

— Ты бы лучше поспала и ни о чем не думала.

Ответа он не дождался, я оказалась всецело поглощена своим единственным развлечением. Мужчина ещё некоторое время поглазел на мое занятие, а затем отошел обратно к столу, сел перебирать бумаги, что там скопились.

— Жаль вас, детишек, — негромко проговорил он, склоняясь над бумагами, — вы ведь просто есть хотите. Но кто ж донесет это до Аргента. Говорят, даже его мистра пыталась, но он против менять свои законы. А ведь она с ним уже больше сотни лет, скоро на покой пойдет, но нет, не послушал он ее.

На своей территории каждый бог устанавливал свои законы сам. Конечно, я слушала мужчину, но ни на секунду не отрывалась от головоломки. Хотелось успеть напоследок, собрать ее прежде, чем меня казнят.

Мой друг приходил ко мне только во снах, но я мечтала увидеть его наяву хотя бы раз. Во снах мы мало общались, а может я просто не помню. Но помню, что рядом с ним мне было хорошо. Никого не было ближе него. Во снах он мог обнимать меня, мог касаться, как и я его, но после пробуждения я всегда забывала, что было во сне, забывала, как он выглядит, что делал, оставалось лишь смутное ощущение. Но даже этих крох хватало, чтобы я хотела возвращаться к нему снова и снова. И когда я занималась его головоломкой, мне казалось, что он рядом, смотрит, поддерживает, советует. Конечно, это все иллюзия, но какая приятная!