— Так немец же им фотографировал русские позиции, — убеждал казак.

— Это кинокамера, а в сумке лежат: киноплёнка и реактивы для её проявления, — засмеялся поручик.

— И как же я такой сложной техникой управляться смогу? — возмутился Семён.

— А ты господина Ширкова попроси, он подскажет, — передразнил голос писаря Алексей, припомнив ему подставу с французским самоучителем испанского языка, тот, который вместо индейского.

— Так я же, как лучше хотел, — обижено надул губы фотограф — самоучка. — Где я тебе учебник испанского языка здесь найду?

— Так и фотоаппараты по лесу особо не разбрасывают, — развёл руками казак. — Пользуйся тем, что добыл.

— Ладно, парни, помогу я вам обоим, — обнял друзей за плечи молодой поручик. — Война у нас окопная началась, будем коротать долгие зимние вечера за изучением… ха — ха — ха, индейского языка и… ха — ха — ха, художественной фотографией баловаться. Вот прямо сейчас и начнём процесс. Эй, Берёзкин, собирай свой взвод в шатре казака, будем кинохронику снимать.

Использовали остаток заправленной в кинокамеру плёнки с пользой. Отсняли солдат первого взвода в шатре медпункта, потом прошлись по блиндажам, запечатлели для истории солдатский быт и весёлые лица бойцов остальных взводов. На фронте мало радостных моментов, общее фотографирование одно из значимых событий.

Правда, с первой «фотосессией» вышел конфуз. Нет, отсняли материал нормально, а вот с проявлением плёнки напортачили, закрепителя мало использовали — плёнка сразу пожелтела. Ширков с Семёном проектор смастерили и ночью на натянутой простыне кино солдатам показали. Вот только фильм получился сплошь с жёлтыми мордами — ржали до утра всей ротой!

Никто тогда и предположить не мог, что эта неудачная кинопроба в первой роте Ширкова, потом прикроет Алексея от опасного внимания контрразведки дивизии. Да и, что там приуменьшать, спасёт сотни солдатских жизней во всём пехотном батальоне.

Лето закончилось. Осенние дожди превратили дороги в чавкающее болото. После неудачного броска двух русских армий на германском направлении, и стремительного контрнаступления немцев, фронт стабилизировался. Русские потеряли половину Польского княжества. Зато на участке границ Русской и Австрийской империй была ничья. Война и до этого шла тут очень неспешно, а осенью вообще замерла. Впрочем, как и на Западном фронте, где французы, итальянцы и немцы уже давно перешли к окопной войне. Противники глубоко врылись в землю (по траншеям ходили в полный рост, и даже в три шеренги), нагородили ряды колючей проволоки и настроили пулемётных дотов. Конница в современной войне оказалась лишней. «Колючка», окопы и пулемёты не оставляли никаких шансов выжить кавалерии на поле боя в позиционной войне. Артиллерию применяли активно, но полевые укрепления сильно снижали её эффективность. Одним лишь огнём пушек, выбить «пехотных кротов» из многорядных линий траншей нереально, а дойти до штыкового боя нелегко— потери наступающей стороны зашкаливали за все разумные пределы. Фронт встал.

Тихо было и на участке, где коротал время Алексей Ермолаев. Других санитаров ему в помощь не присылали— сам управлялся, да и не хотел делить «пещеру отшельника» с соглядатаями. Раненых в медпункт подносили солдаты (в атаку ведь не бегали, по блиндажам сидели), притом несли не только с первой роты, но и со всего батальона. Алексей их оперировал, перевязывал и отправлял долечиваться в госпиталь.

Полковой хирург только рад был чудодейственной помощи полевого шамана. Уж самого доктора заваливали работой по полной программе, некогда головы поднять, а не то, что отправиться к казаку, поучиться врачебному ремеслу. Процент «потерь» у Алёши Поповича оказывался удивительно малым. Однако и казак — чудотворец не мог всех спасти. Алексей принимал близко к сердцу смерть каждого солдата. Мальчишка винил в их гибели себя, поэтому старался повысить уровень мастерства. А для этого избрал два способа самообучения: изучать наработки традиционной медицины и совершенствовать управление колдовской Силой.

Начальник лазарета достал для казака — санитара красочный анатомический атлас и стопку книг по хирургии. Алексей с интересом рассматривал цветные картинки, сравнивая их с собственным восприятием внутренних органов пациента. Живые ткани он видел как одноцветную картину, костный скелет отличался другим, более тёмным цветом, а вот металлические осколки и пули сияли насыщенным красным светом. Алексей прослеживал ток крови по артериям и венам, различая даже мельчайшую сеть капилляров.

Сын ведьмы настойчиво учился воздействовать колдовской Силой на отдельные участки тела, не затрагивая соседние. Он и раньше мог пережать нужную артерию, откачать кровь из лёгких, вытянуть из раны пулю по сложному каналу от её рикошета от кости скелета, сдвинуть и саму переломанную кость. Теперь же полевой шаман пытался заставить биться остановившееся сердце, пробовал проводить искусственную вентиляцию лёгких, нагнетая поток воздуха через гортань пациента. Материала для экспериментов под рукой было много, настырный казак боролся за каждую солдатскую жизнь. Часто побеждала старуха с косой, но мальчишка никогда ей не поддавался— сражался до последнего вздоха пациента, и даже… после.

Солдаты благоговейно крестились, когда на операционном столе полевого шамана начинали дышать явные покойники. Ожившее сердце стучало, бледная кожа розовела, а из открытых ран сочилась кровь. Алексею пока не удавалось вновь заставить заработать умерший мозг, но он очень старался. И в отдельных случаях его настойчивость даже приносила плоды: то остановившееся сердце удавалось запустить, то заставить солдата дышать, а то, слабым гравитационным воздействием на позвонки, восстановить работу спинного мозга— парализованный человек опять мог шевелить ногами и руками.

Много чудес совершал шаман, но немного кто знал об истинных причинах исцеления. Алексей объяснял всё просто: «Да оглушило взрывом вашего солдатика, вот его и записали в покойники. А вы, в следующий раз, не изображайте из себя академиков— быстрее тащите раненого или контуженного в медпункт. Большинство солдат помирает, потому что их не успевают вовремя доставить даже в лазарет. А был бы госпиталь в двух шагах, то и искусственное дыхание бы доктор сделал и непрямой массаж сердца. Добрая половина раненых бы выжила. За весь полк я один заступиться перед Мачехой Смертью не смогу, но свой батальон в обиду постараюсь не дать. А будете злые слухи про казака — шамана распускать— уйду из батальона в лазарет, полковому хирургу ассистировать. Ползите тогда из окопов сами до госпиталя, неучи вы тёмные!»