Я определённо был счастлив, так как в жизнь воплотилось всё то, к чему я стремился. У меня был дом, любимая семья, большие достижения на поприще магии и верные друзья…

Но не было сражений.

То, что я испытал во время схватки с Искрой и Коном нельзя было описать словами — можно было лишь сказать, что произошедшее мне чертовски понравилось. Опустить неприятное послевкусие от использования Палача, и останется лишь азарт и ритм битвы пополам с наслаждением от использования магии, способной заставить дрожать сам мир. Когда я стал маньяком до битв? И стал ли, или был таким изначально?

Весьма иронично: Дигон от этой зависимости избавился, а я, кажется, наоборот — подхватил. Иначе сложно было сказать, почему вопреки разуму сердце требовало поскорее выйти на контакт с Велиалом, а каждое утро начиналось с чтения отчётов разведчиков — а вдруг там упомянут вторженцев из Зараши или Бригантии?

И из-за того, что любой бой подобного масштаба может привести к жертвам среди моих поданных, я, тонущий в своих желаниях, чувствовал себя откровенно паршиво.

Простого человеческого счастья мне оказалось недостаточно, а осознавать, что следование своим желаниям не принесёт Великому Дому ничего хорошего…

Вздохнув, я сформировал в мыслях вполне определённое желание, после чего скользнул в пространство своей души. Плевать на гордость — даже дурак поймёт. что что-то здесь нечисто, если проживёт столько же, сколько прожил я. И плевать, что три сотни лет службы и жизнью-то назвать сложно — так, существовал помаленьку. Какой-никакой опыт всё равно отложился, так что я не мог не понимать, что порой причину бесполезно искать снаружи.

— Золан? — Марек, в этот раз не успевший даже подготовить сцену, предстал передо мной без лишних декораций. Никаких тронов, никаких напитков — только он и я посреди гигантской шахматной доски. — От тебя так и веет обеспокоенностью…

— Потому что я действительно обеспокоен. Я помню, что мы договаривались лишний раз не контактировать друг с другом, но есть один момент, который я бы хотел сразу прояснить. Насколько вероятно влияние изменения тела, через которое я прошёл, на разум?

Марек пожал плечами:

— Если бы я знал, что находилось в голове даже у одного лишь осколка души Предка, то рассказал бы об этом сразу. Но то, что произошло с тобой — уникальный случай. — Чем больше он говорил, тем хуже становилось моё настроение. — Мы ожидали совершенно иного, подготавливая почву для вашей встречи, но произошедшее превзошло наши самые смелые ожидания. Часть души предка, сохранившаяся в его останках, сохранила слишком много сил.

— И ты говоришь мне об этом только сейчас?

Демон изобразил на лице извиняющееся выражение, но под моим пристальным взглядом был вынужден продолжить:

— Если бы ты был проинформирован, то стал бы действовать столь свободно? Нет. — Марек качнул головой. — Проблемы могли возникнуть с ничтожно малым шансом, ведь предок не стал бы делать ничего из того, что могло бы тебе навредить…

— Часть души предка, Марек. Я не посмел бы усомниться в его действиях, будь он живым и полным сил, но та крупица его сознания и силы, что осталась в останках? — Надежда на то, что он что-то знает оказалась тщетной. Было ли это слепым почитанием чёрного дракона, или же очередной игрой? — Если тебе ничего не известно, то не буду более отвлекать.

Сказал — и направился прямиком к уже кажущейся довольно старой, — несколько лет мельтешит перед глазами, — статуе той части моей души, с которой мне когда-то пришлось слиться. Раз уж я уже настроился на нужный лад и попал сюда, то весьма рационально будет заняться магией сейчас, а ночью, в освободившееся окно, поработать с документами.

Вот только Марек уходить не спешил.

— Ты что-то хотел?

— Я пытаюсь понять, что с тобой может происходить. Что именно тебя беспокоит?

— Сознательное и подсознательное стремление к битве. — Ответил я с небольшой заминкой. — Недавно я поймал себя на жажде войны даже несмотря на то, что моим людям это принесёт лишь боль и потери.

— И жизнь в спокойствии и мире перестала радовать твоё сердце? — Демон ухмыльнулся понимающе. — Это известная болезнь, о которой многое известно не только мне, но и людям, эльфам, демонам, дворфам… Всем живым существам, осознающим себя. Это называют скукой, Золан.

— Если ты решил пошутить, то дверь… — Как по мановению волшебной палочки рядом с Мареком появился висящий в воздухе проём. — … вон там. Всего наилучшего.

— Не хочешь меня, для начала, дослушать?

— Здесь ты должен прекрасно слышать мои эмоции. — Я опустил выстроенную в сознании завесу, что отгораживала всё хорошее ото всего плохого. Один из приёмов альцев, направленный на то, чтобы один расстроенный человек не заражал по цепочке всех вокруг прекрасно работал и в моём случае. Правда, при желании всё равно можно «услышать» каждую эмоцию того, с кем ты связан. В моём случае Гесса могла свободно проникать через мою завесу, а я — через её, что спустя время сформировало между нами наивысшую степень доверия. — И за счёт этого понимать, когда шутки уместны, а когда — не совсем.

Марек, которого исчезновение завесы всё-таки заставило поморщиться, ответил уже совсем по-другому — серьёзно и сосредоточенно.

— Это было необходимо для того, чтобы точнее определить сроки. — Сроки? — Тебе нужен бой, в котором ты сможешь достичь своего предела. И сделать это нужно в ближайшие три, максимум — четыре месяца.

Демон замолчал, и по прошествии нескольких секунд я не сдержался:

— Иначе…?

— Предка… ненавидели не только лишь за то, что он избрал иной путь. Корни этой ненависти лежат в другом. У меня… — Он шумно выдохнул. По Мареку было отчётливо видно, что он не испытывал особого желания говорить на эту тему. — … есть фантомный отпечаток воспоминаний. То, что удалось восстановить драконам из воспоминаний участников событий и передать следующим поколениям. И я могу показать тебе его, если ты изъявишь такое желание.