Положив ракушку на стол, я поднял руку, концентрируя тепло в ладони, и направил на створки. Тут же, с тихим смачным щелчком раковины раскрылись, и в мою сторону выстрелила тонкая синяя игла язычка ракушки. Обмякла, размазав по доскам желтоватую жидкость, и втянула язычок обратно. И выстрелила еще раз, аж завертевшись от усилий.

– Видела? Они так присасываются к кому-нибудь, ядом бьют, а потом потихоньку обсасывают. Ты бы видела, какие они вырастают…

Оксана наблюдала с ужасом, как ракушка вяло втягивает язычок обратно, и отодвинулась подальше…

– Она реагирует на живое тепло. О! Смотри, тебе это должно понравиться…

Вложил ей в руку переливающийся камень, который нашел на берегу моря много лет назад, в огромном пустом мире, где не было даже растений, только моря и скалы. Случайно нашел, подумав, что померещилось. Сунул камешек в карман, да так и ушел обратно.

– Красивый… – протянула девушка, повертев камешек. – Ой! Смотри, он цвет поменял!

Золотисто-зеленый, камешек вдруг стал лиловым, с блестящими крапинками. Сверкнул гранями, и медленно стал менять цвет, став синим с красным…

– Ты смотри… – протянул я. – И на тебя отзывается…

– В смысле?

– Я называю его индикатором. Это обозначает…

– Я знаю, что это. Но почему индикатор? Что он показывает?

– Настроение. Я случайно увидел. Попробуй сейчас сделать что-нибудь… Ну, не знаю… Разозлись хотя бы.

Девушка посидела немного, разглядывая камень, потом закрыла глаза и резко сказала:

– Ненавижу! Всех! И этот ваш мир! Домой хочу!!!

Камешек стал бледно-желтым, с тягучими синими переливами.

– Какая прелесть… – протянула Оксана, открыв глаза и восторженно глядя на камень. – То есть, мое настроение можно цветом описывать?!

– Точно. Видишь, ты чуть успокоилась, и он стал другим…

– Пе-е-ес… подари, а?

– Бери, – пожал я плечами. – Все равно ему скучно здесь, а так, хоть тебя развлекать будет…

– Скучно? Ты думаешь, что он живой?

– Да, он живой. Сейчас, погоди…

Достав из чулана остатки бараньей ноги, я показал ее Бо, который уже несколько минут жалостливо вздыхал, поглядывая на меня из своего корыта.

– Лови!

Зверь выскочил из воды, с грохотом опрокинув стул, который стоял на его пути. И замер, глядя немигающим взглядом. Я бросил мясо прямо в открытую пасть, которая захлопнулась с хрустом, и Бо, довольный донельзя, потащил добычу обратно…

– Какой, однако, жадный… – протянула Оксана. – В озере ж вроде тоже кого-то слопал, разве нет?

– Не знаю. Какая разница, я всегда его кормлю.

– Ой… Погоди, я сейчас тоже накрою. Не рассматривай свои безделушки без меня!

Она вскочила и побежала на кухню. Я сдвинул ткань со всей своей коллекцией на край стола, и зажег еще две свечи. Оксана принесла две большие тарелки с нарезанным мясом и сыром, на второй лежал немного засохший хлеб и два плода аррту. Достала вино и поставила на стол:

– Налей, пожалуйста…

Мне такое поведение почему-то доставило удовольствие. Как будто уже много-много дней она жила здесь, все ей привычно и понятно, вон, как ловко управляется, накрывая… Может, не отпускать ее обратно? Пусть еще поживет? Но пришлось отказаться от этой мысли. Сколько я ее выдержу? Год, два? Или всего час? Или сама сбежит. Правда, и сбегать-то некуда. Или заблудится, или собаки Мримо ее найдут.

Вздохнув, я достал стаканы и быстро разлил вино.

– Ешь, – сказала она, подвинув мне тарелку, а сама, откусив от аррту приличный кусок, показала пальцем на монетку: – Это тоже нашел?

– Это монета, которую заплатили за меня, когда те, кто меня нашел, продали другим торговцам.

– Ничего не поняла…

– Я в одном из миров упал со склона и потерял сознание. Очнулся от того, что меня несли, связанного, куда-то в гору. Принесли в маленький городишко и продали первому встречному торговцу людьми…

– Секундочку! В моем мире ты одним движением рвешь стальные наручники, а там что, не мог порвать веревки? – удивленно спросила девушка, внимательно разглядывая монетку, с грубо выбитым изображением какой-то птицы.

– Мог, но не хотел. Мне стало интересно, что со мной будут делать.

– И что же?

– А ничего. Торговцы посовещались и решили продать мое тело какому-то местному правителю. Что ж поделать, если там процветало поедание людей.

– Каннибалы?

– Не знаю. Это так называется? А, понятно… Разводили специально людей, для еды, кормили их, не разговаривали с ними и убивали, когда нужно было мясо. Как скотину. Особо ценилось детское, нежное мясо.

– Ох, замолчи! – прошептала Оксана. Камень возле нее стал красновато-серым. – Детей? Молчи, пожалуйста…