Тот, кого звали «товарищ Старик» на приснопамятной сходке в их, Солоновых, собственной квартире, сейчас словно обрёл крылья. Никто не замечал смешной его картавости, лысины, неопрятных редких волос. Он не говорил, не выступал, не читал речь — он вещал, с дикой и страстной убеждённостью, какую Федор не встречал ещё ни у одного человека.

Его даже не слушали — ему внимали, словно ветхозаветному пророку.

А Старик мчался на всех парусах.

Вся власть Советам рабочих, солдатских и крестьянских депутатов.

Промедление смерти подобно.

Никакое другое правительство не сможет дать народу волю, рабочим — заводы, а крестьянам — землю, кроме как правительство Советов.

Немедленный роспуск армии, полиции, чиновничества.

Немедленная конфискация всех сельскохозяйственных земель и передача их крестьянам.

Не надо бояться германских добровольцев, хоть и посланных реакционным кайзеровским правительством. Напротив, немецкие рабочие, одетые в солдатские шинели, понесут в Германию слово правды о нашей революции. Там тоже зреет восстание, под руководством нашего товарища Карла Либкнехта.

Надо помнить, что пока ещё пролетариат не владеет всеми инструментами для управления государством. Техническую работу смогут выполнять бывшие чиновники — разумеется, под строгим рабочим контролем!.. Однако, по мере того как новая жизнь покажет свои неоспоримые преимущества, контроля и принуждения бывших эксплуататорских классов будет требоваться всё меньше и меньше, а потому —

«Старик» сделал короткую паузу, лихорадочно схватил стакан с водой.

И тут его прервали.

С места поднялся плечистый и кряжистый мужчина, с окладистой каштановой бородой, взглянул строго:

— Товарищ докладчик упрощает. Не просто «рабочий контроль», но беспощадный террор против всех врагов новой жизни!

И этот голос Федор узнал тоже.

«Товарищ Бывалый». Да-да, он самый.

Товарищ докладчик резко обернулся с трибуны.

— Нет, нет, вы меня не собьёте, товагищ Благоев!.. Ваша позиция по теггогу — агхивгедная, о чём я не устану писать и говогить!.. Габочий контголь — важнейшая мега, но нельзя же пгиставить контголега к каждому чиновнику!.. Поэтому требуется завоевывать стогонников, пегеубеждать, агитиговать!..

— Эксплуататорские классы ни за что не расстанутся со своими привилегиями! — повысил голос Благоев — он же «товарищ Бывалый». — Их сопротивление можно сокрушить только беспощадным революционным террором, красным террором! Все, повинные в бесчисленных преступлениях против рабочего класса и беднейшего крестьянства, должны понести суровую кару! Земля должна гореть у них под ногами, и это, товарищи, будет действеннее самого тщательного рабочего контроля!..

Собрание зашумело, задвигалось, раздались крики — «верно говоришь!», «к ногтю кровопивцев!»

Федор медленно попятился к выходу.

Ему никто не препятствовал.

[1] Христо Ботев (*1847 — †1876) — национальный герой Болгарии, поэт, борец против османской оккупации. Погиб в бою во время Апрельского восстания (апрель-май 1876 года) против турецкого ига. Зверства, совершенные турецкими регулярными войсками, черкесами, башибузуками и гражданским населением в отношении болгар, послужили одной из причин войны 1877-78 годов и создания независимой Болгарии.

Конец декабря 1908 года, Гатчино

…Остались позади испытания. Седьмая рота толпилась перед учительской, тянула шеи, перешёптывалась: ждали фельдфебеля Фаддея Лукича со окончательным списком набранных каждым баллов. Дело было серьёзное — не набравшим необходимый минимум предстояло покинуть корпус или «на попечение родителей», или в другое заведение. Болтали, что даже два или три балла у александровских учителей легко обернулись бы пятью или даже шестью в иных корпусах, попроще; но быть изгнанным — это жуткий и вечный позор. Если и окончишь классы, то в лучшем случае ждёт тебя провинциальное двухгодичное училище, а потом — линейная пехота, запасные батальоны.

Поэтому даже бравировавший всем и вся Севка Воротников трясся, как осиновый лист. Семейство ему уже успело написать, что, ежели он опять всё провалит, домой пусть не возвращается.

На математике Федору удалось виртуозно подсказать Севке, на задаче с «пифагоровыми штанами», и Воротников, что называется, выкрутился — получил вполне приличные «восемь».

Петю Ниткина, как лучшего, выпускали, «аки зверя рыкающего», в самом начале, на свежую экзаменационную комиссию, прибывшую из округа. Петя входил в кабинет вполне сносным строевым шагом, вставал по стойке «смирно» перед длинным столом, крытым зелёным бархатом, рапортовал, тянул билет, после чего вызывался «отвечать без подготовки, с дополнительными материалами», … и комиссия не сразу осознавала, в какую опасность она угодила.