— Пошёл. Вон.

— Значит, я угадал. — Всё ещё продолжая держаться за щёку, Рико вдруг улыбнулся. — Скажи, что тебе всё равно, и я уйду. Скажи правду. Самой себе. Не мне.

— Я посажу тебя. Даже не сомневайся. — Грудь Даниэллы тяжело вздымалась, глаза полыхали яростным огнём. — Как только министр подаст заявление, я тебя посажу. И нет, ты ошибаешься. Я ничего к тебе не чувствую. И никогда не чувствовала.

— Министр не напишет заявление. — Рико не знал, что заставляет продолжать говорить. Не знал, подействуют ли на неё его слова, но чувствовал, что просто не может просто так уйти. — У него полный сейф денег, которые он отмывает. Так что не жди. Не посадишь.

— Убирайся. — Голос Даниэллы опасно зазвенел, срываясь на высокие ноты. Она с трудом удерживала себя на самой грани, после которой остановить истерику будет невозможно. Хотелось выцарапать эти насмешливые глаза, заставить замолчать этот рот, вырвать лживое сердце и топтать, пока от него не останется ничего. — Я правильно составила твой портрет — самодовольный альфа-самец, расчётливый и хладнокровный. И все твои слова — ложь от начала и до конца.

— Нет. — Одно слово, тихое, настойчивое, и броня, которой она окружила себя, начала покрываться мелкими трещинами. — Ты знаешь, что сейчас я говорю правду. Я люблю тебя.

— Какое мне дело до твоих чувств! — взорвалась она, и стакан с цветами полетел на пол, с грохотом разбиваясь. — Мне не нужны ни они, ни ты! Ублюдок! Убирайся!

Несколько бесконечно долгих секунд он стоял и смотрел на неё, потом резко развернулся на пятках и стремительно вышел, оставив дверь открытой. Шум его шагов давно стих, а Даниэлла так и продолжала стоять, тяжело дыша, не замечая, как по щекам катятся слёзы. Потом осторожно опустилась на колени и начала собирать осколки, освобождая от них помятый букет.

В ушах звенело, перед глазами плыли чёрные точки, а от нехватки воздуха обжигало лёгкие. Рико выскочил из подъезда, взлетел на байк и заревел мотором, срываясь с места. Сердце разбивалось о рёбра, с каждым новым ударом становясь всё больше и больше, пока не заняло всю грудную клетку, лишив возможности нормально дышать. Широко раскрывая рот, Рико пытался поймать воздух, не обращая внимания на пелену, застилавшую глаза. В голове было пусто, все мысли кончились, остался только шум крови в ушах, боль, скручивающая внутренности. Рико казалось, он сам закончился, перестал существовать, рассыпался под ноги Даниэллы множеством крохотных осколков, и теперь никогда не станет целым.

Рука дрогнула, руль повело вправо, резкий звук клаксона резанул по нервам — Рико едва успел выправить байк, в последнюю секунду избежав столкновения. Мимо промчался пикап, обдал горячей волной воздуха. Съехав на обочину, Рико остановился и потянул шлем с головы. Руки дрожали, тело покрылось ледяным липким потом. Оглядевшись, Рико попытался понять, где он, но несколько секунд просто не мог сообразить, снова и снова пробегая взглядом по серебристым оливам, густо разросшимся вдоль дороги. Солнце уже село, на небе начали появляться первые звёзды, в кустах просыпались ночные птицы, а ещё — пахло приближающимся летом. Прогретым на солнце разнотравьем. Жизнью. Жизнь продолжалась, ей не было никакого дела до Рико и его переживаний, из-за которых он сейчас едва с этой самой жизнью не расстался.

Глубоко вздохнув, он снова надел шлем и вырулил на дорогу — до дома оставалось меньше часа. Оглушительное осознание потери уже не вышибало дух, стало чем-то ровным, болезненно-тянущим. Тем, что будет теперь с ним всегда. Рико хотел повернуть время вспять и всё изменить, но раз за разом прокручивая все события, приведшие к сегодняшнему разговору с Дани, он начал понимать — не было ни одной возможности всё исправить. Даже если бы он нашёл свой «Делориан» и вернулся назад. Всё было предопределено и неизбежно. И его внезапно вспыхнувшее чувство, и боль, которую оно причинило. Даниэлла нашла бы его в любом случае, как он мог быть настолько слеп, чтобы не понять этого? Как мог так её недооценивать?

Злость на себя поднималась изнутри, душила, разливалась ядом по венам, выкручивала кости, ввинчиваясь стальными штифтами в позвоночник. Самоуверенный, самовлюблённый, эгоистичный — Дани во всём была права, он думал только о себе, настолько погрузился в игру, что упустил момент, когда она стала реальностью, которая теперь ударила наотмашь, выбив почву из-под ног. Сейчас он ненавидел себя с такой силой, что буквально захлёбывался от этой ненависти. Насколько жалким и никчёмным он выглядел в её глазах? Насколько жалким выглядел в глазах Карлы?

Въехав в Станьо, он заглушил мотор и слез с байка, медленно покатил к дому. Отдышаться бы, лечь и уснуть, а проснуться в новом мире. В новой жизни, с новым собой. Мысли, слова, хаотично мельтешащие перед внутренним взором картинки недавнего прошлого, когда казалось, что весь мир вот-вот ляжет к его ногам — Рико почувствовал, что сходит с ума. Не медленно — стремительно и необратимо. Его бросало то в жар, то в холод, трясло мелкой, противной дрожью, а в висках пульсировало с такой силой, словно вены сейчас лопнут, разорвутся. Как в полусне, он закатил байк во двор, пошатываясь, вошёл на кухню и тяжело опёрся о стол, пытаясь перевести дух. Отстранённо подумал, что наконец добрался до дома. С трудом передвигая ноги, поднялся наверх и собирался было толкнуть дверь в спальню, когда до слуха донёсся приглушённый, но вполне отчётливый стон.