– Тоже об этом думаю, – сказал я, – и думаю, что надо идти в город. Анатольевич говорил, что скоро за шкурами придут покупатели, вот как раз и закинем наши трофеи, узнаем, сколько за них денег дадут и есть ли смысл дальше играться с «НКВД».

–Да ну! – отмахнулся Литвин. – Конечно, есть. Не может быть, чтобы разница между сырой шкурой и высушенной была маленькой.

– Вот как раз и проверим! – ответил я. – Прошлые пять упакуем, а две оставшиеся волчьи и медвежьи так попрем, на рюкзаках.

– Думаешь, высохнут?

– Черт его знает, – пожал я плечами, – но что складывать их вместе с остальными не стоит – это факт.

Мы оба резко повернулись на звук. Недалеко от Литвина в скалу ударил камешек.

– Что это еще такое? – поинтересовался он.

Вместо ответа еще один камушек прилетел ему в плечо.

– Шендр! Сволочь! Ты что там… – начал было Литвин, но я на него шикнул.

– Тихо!

– Что?– не понял Литвин, но спросил уже шепотом.

– Шендр не хотел орать. Он пытался привлечь наше внимание. Смотри!

Я кивнул в сторону Шендра, который активно жестикулировал, пытаясь что-то нам показать.

– Что он хочет? – так и не разгадав жестов Шендра, спросил Литвин.

Я же догадался, что хочет сказать напарник.

– На озере кто-то есть.

Мы бросились к краю площадки и осторожно выглянули из-за скалы. До берега было метров триста, не меньше. Плюс, мы были на возвышенности, так что особо переживать, что нас заметят, не стоило.

Я сразу разглядел на берегу несколько человек.

– Что это за люди?

– Непонятно, – пожал плечами Литвин, – отсюда не видно.

– Блин! – я хлопнул себя по лбу и бросился к пещере, где в рюкзаке лежала найденная мной на Сканирующем посту подзорная труба или дальномер с приближением, как назвал прибор Анатольевич.

Я вернулся с дальномером и навел его на людей внизу. Изображение резко скакнуло вперед.

– Ну, что там? – нетерпеливо спросил Литвин.

– Похоже, одна компания. Стали кружком и что-то обсуждают, – ответил я, разглядывая незнакомцев через оптику.

Один из них в это время начал активно размахивать руками, попеременно тыкая пальцами то в одного из своих, то в другого.

– О чем-то спорят.

– Интересно, о чем и кто это такие, – заметил Литвин.

– Угу, это бы нам не помешало, – кивнул я и тут же разглядел вышитые на одежде красные кресты.

– Млять! Только поговорили о них! – выругался я.

– О ком? – не понял Литвин.

– О Чистильщиках! – я вновь выругался. – Только поговорили и они тут как тут. Сколько уже брожу по Хрусту, и ни разу их не видел, ни в городе, ни в окрестностях. Но только ты мне о них рассказал, как…

– Что?

– Похоже, уходят, – ответил я, – да, точно, уходят.

– Вот и славно. Чистильщики нам тут вообще не надо.

– Они нам вообще нигде не надо! – заметил я. – Ушли и ушли. Нам, кстати, тоже пора.

Долго собираться нам не пришлось. «НКВД» сложили и унесли вглубь пещеры, туша медведя в леднике не испортится, пусть так и лежит. Вообще, великолепно получалось – не надо давиться сухпайками, ведь всегда под рукой есть куча мяса. К слову, очень жесткого, но нам не привыкать, колонисты к разносолам не приучены.

Рамы, на которых сушили шкуры, тоже занесли в пещеру – нечего им стоять на видном месте, да и вдруг дождь пойдет – размокнут, и тогда придется новые делать.

Выдвинулись мы около 10 утра. Хоть вещей у нас было и не много, но вот свертывание лагеря, скрытие следов нашего пребывания здесь потребовало немало сил и времени.

Мы начали обратный путь: вновь перешли реку вброд, вновь двинулись вдоль рощи. Уже на выходе нас вновь подкараулили волки, но застать нас врасплох им не удалось. Перебили, как в тире, без всяких проблем.

Ну, а затем вновь начался скучный процесс добычи шкур. Разве что в этот раз мне помогал Литвин – я ему выделил одного волка. А что, пусть учится. Не все же мне одному корячиться?

Ближе к обеду мы справились. Тащить шкуры в город я поленился, поэтому Шендр аккуратно свернул все четыре шкуры и закрепил на ветке, метрах на четырех от земли на приметном дубе (или как тут это дерево называть?). Хотя, к чему гадать, дерево было очень похоже на земной аналог, как по форме листьев, так и плодами – вполне себе обычные орехи, разве что раза в полтора больше привычных. А еще цвет листьев был иной – скорее оранжевый, чем желтый или красный. Впрочем, таких оставалось немного, в большинстве своем дерево успело сбросить листву и вся она покрывала землю под раскидистыми ветвями.