Шрифт:
– Ничего, тут тоже жить можно. Мы скоро обнюхаемся. Как лошадки на новой конюшне, да и весна начнется, а на лето двор всегда куда-то выезжает…
– До лета четыре раза сбесишься… Тьфу ты, я же должен быть куртуазен!
– Со мной можно и так, у меня отец с братьями в кавалерии.
– Спасибо.
– Пожалуйста.
– Э-э… – Вроде тут все чисто, но мать зря предупреждать не станет, и о Сэль с Мелхен забывать нельзя, мало ли… – Какая у Иоланты хорошая лошадь, даже удивительно.
– И вовсе нет, у нас все лошади хорошие.
– Так это ты?! Простите, сударыня, так это ваш конь?
– Вот только не надо назад, мне тебя на «вы» тоже называть трудно. Чижика Иоланте одолжила я, но восхищаться не надо, я из корысти.
– Вот как?
– Ну и назло немножко. – У некоторых просто уморительные гримаски получаются! – С Иолантой у Гизеллы не выйдет уводить за собой всех всадниц, а графиня Тристрам будет сидеть со своей Марией на софе и слушать музыку. Но вообще-то, будь моя воля, я бы хоть сейчас сбежала.
– Домой?
– Больше некуда. – А ведь она в самом деле может удрать! Просто взять, сесть на лошадь и удрать… – Я очень хотела посмотреть Марикьяру, но Гизелла меня теперь знать не желает.
– Марикьяру лучше смотреть в… другой компании.
– Мне тоже так кажется. В конце концов, можно съездить к тете, раз уж меня назвали в ее честь… Мы к ней почти собрались, но тут пришло приглашение ко двору, и родители страшно обрадовались. Кто ж знал, что сгребают всех. Как сено… Хоть бы уж в нем наперстянки не оказалось.
…На истоптанный снег косо серые тени ложатся…В спину бить – у беды на Изломе в привычку вошло.И опять остается одно: стиснув зубы, держаться —И не сметь показать никому, как тебе тяжело.И не выдать, как плохо тебе. И не сметь пошатнуться…Даже зная: придется теперь сжиться с этой бедой.Ты поверил: тому, что в Закате горит, не вернуться —А оно из глубин встало вновь, как туман над водой.Как над черным и стылым окном полыньи – пар морозный…Тень чудовища… Кто же мог ждать, что она оживет?Значит, делай, что должен: с судьбой шпагу скрещивать поздно.Как ни больно – до судорог – снова вмерзать сердцу в лед.Улыбаться тебе тоже будет отныне труднее…На войне – там хотя бы все просто: есть враг – и есть бой.…Тонок лед под ногой. Он – холодный, но смерть холоднее.И она нынче вновь разминулась лишь чудом с тобой.«Я привыкну», – звучит это страшно. А выстоять надо…Но, назло и судьбе, и недоброй ее ворожбе,Те, кому ты стал дорог, с тобой на сей раз будут рядом —И схватиться с бедой одному не позволят тебе.Друг шагнет в темноту, заслоняя тебя от удара.Друг подставит тебе, слов ненужных не тратя, плечо…И она ослабеет – давящая хватка кошмара.И поймешь ты: винить себя тут ты не вправе ни в чем.Сможет слишком замерзшее сердце, оттаяв, согреться.Неужели ты в этом опять усомнился, скажи?Как и в том, что, когда сердцу есть на кого опереться,Много легче и верить в весну, и сражаться, и жить…I. «ОТШЕЛЬНИК» [3]
Ум человеческий, по простонародному выражению, не пророк, а угадчик, он видит общий ход вещей и может выводить из оного глубокие предположения, часто оправданные временем, но невозможно ему предвидеть случая – мощного, мгновенного орудия провидения.
Александр Сергеевич ПушкинГлава 1
Западная Придда. Васспард
3
Высший аркан Таро «Отшельник»/ «Мудрец»/«Ищущий» («L’Hermite») символизирует управляющий волей разум и необходимость всесторонне просчитывать последствия своих поступков, поскольку даже малый толчок может стронуть лавину. Жизненно важно сконцентрироваться и полностью посвятить себя решению поставленной задачи. В личном плане карта может означать как развитие вглубь, поиск духовных ценностей, отчуждение, горечь, потери, болезнь, одиночество, которое тем не менее пойдет на пользу, так и открытость, искренность, обретение истинной дружбы и понимания. ПК в лучших случаях указывает на эмоциональную связь с кем-то мудрым и необычным или же на самостоятельное достижение поставленной цели, однако чаще означает эгоизм, отказ от помощи, упрямство, самоуверенность, нежелание учиться, или же, наоборот, самокопание и чрезмерную таинственность.
1 год К. Вт. 17-й день Зимних Ветров
Зайцы есть зайцы, пусть четырежды шляпные: когда улепетывают, ни вперед, ни по сторонам не глядят, эти тоже не глядели, вот и выскочили на «фульгатов». Полковник, больше похожий на секретаря значительной персоны, парочка штабных капитанов, с полдюжины солдат и столько же лакеев, один из которых оказался очень разговорчивым.
– Не полковник они, – разорялся все еще смазливый малый лет тридцати. – Перевязь нацепили, только по закону их не производили. Жалованье задерживают, от себя не отпускают, и Заль такой же, а мы честные олларианцы и изменять не хотим. Было б можно, ушли, только опасно, да и стыдно за полгода безупречной-то службы с пустыми руками домой… Сколько раз спрашивали, а нам посулы напополам с зуботычинами. Нехорошо!
– Нехорошо, – согласился Лионель, проглядывая отобранные бумаги, которых оказалось на удивление много. – Настоящий полковник так никогда бы не поступил.
– У меня не было выбора, – с неожиданным достоинством возразил до того молчавший трофей. – Господин маршал, могу я просить вас о разговоре наедине? Очень кратком.
– Будь по-вашему, – согласился Ли, в ряде случаев полагавший присутствие охраны излишним. – Выйдите.
«Закатные твари» опасности для командующего не видели никакой и посему исчезли быстро и бесшумно, почти расточились, не забыв, однако, прихватить болтливого слугу и положенные за успешную охоту наградные.
– Благодарю вас, господин маршал, – проникновенно поблагодарил пленный. – Признаться, я в первый раз за полтора года спокойно усну.
– Рад за вас, – довольно-таки сухо откликнулся маршал, разглядывая собеседника, по которому плакала если не тессория, то геренция, – но это ничего не значит. Что вы хотите сказать?
– Показать. Мне надо предъявить одну вещь, и это не кинжал.
– Разумеется. Оружия вам не оставили. В отличие от тех драгоценностей, что были на вас.
– Вы правы, это браслет, – полковник стащил с руки скромный золотой обруч. – Надпись на внутренней стороне. Я объясню, что она значит.