– Мальчики, нужна ваша помощь. Воздействуйте на Сергея закрылся и не хочет пускать к себе.

– Наверное, вспомнил про Устав, - засмеялся Кларк.
– «Во время дежурства никто посторонний». Как это там сказано?

Но шутку не поддержали. В голосе Наташи дрожало волнение, и этого нельзя было не заметить.

– Понимаете, позвонила, как проснулась. Сказала, иду к нему. А он - категорически: не надо. И больше говорить не хочет.

– Работает, наверное, - предположил Чумак.
– Появилась какая-то светлая мысль и хочет довести ее до конца. Между прочим, я в такие минуты кого угодно могу послать ко всем чертям.

– У него был очень странный голос, - сказала Наташа. Понимаете, будто он нездоров. Но зачем же тогда запирать двери?

– Не будем гадать, лучше спросим у него самого, - сказал Панин, вылезая из своего гамака - он всегда поднимался последним. Остальные уже успели сделать гимнастику, умылись и готовились к завтраку.

Панин ловко, через спинку, сел в кресло перед видеофоном, набрал номер. Но по экрану лишь прыгали пестрые полосы.

– Вот еще новость. Отключился он там, что ли?

– У меня было то же самое. Говорили по телефону, - сказала Наташа.
– Ничего не понимаю.

– Сейчас поймем. Сережа? Что у тебя с камерой? Повреждена? Так это мы мигом… А зачем Наташу пугаешь? Что? Хорошо, слушаю.

Наступило долгое молчание. Панин плохо умел скрывать свои чувства, и его круглое веснушчатое лицо отражало их достаточно наглядно: тревога, растерянность, испуг… Наташа часто задышала, так сдавила спинку кресла - побелели косточки пальцев. Кларк застыл в неудобной позе, забыв про тихо жужжащую электробритву. Только Чумак ничем не выдавал волнения.

– Все понял, - сказал наконец Панин.
– Сейчас передам. Но они не согласятся.

Он помолчал, вздохнул. Потом взъерошил светлые волосы и будто прыгнул в ледяную воду:

– Случилась беда. Метеорит. Попал прямо в рубку и застрял в блоке связи. Земля нас больше не слышит…

Снова пауза. Казалось, Панин обдумывает, как смягчить удар.

– Да говори ты!
– не выдержала Наташа.
– Что, и «Лада» отказала?

Кларк усмехнулся. Наивный вопрос - если выйдет из строя киберпилот, который космонавты ласково называют «Ладой», двигатель тотчас остановится. Наступит невесомость, и это нельзя не заметить.

– Все остальные системы в порядке, - сказал Панин. Но… метеорит оказался не простым. Он был заражен.

– Радиоактивность?
– приподнялся Кларк.

– Нет. Какие-то неземные споры. А в тепле они ожили. Стали размножаться неизвестные микробы.

– Сережа заболел?
– быстро спросила Наташа.

– Не знаю. Но он сказал, что никого не пустит к себе до конца.

– Какого конца? Что за чушь? И потом микробы - по моей специальности. Тем более чужие. Я должна быть там!

– Сейчас моя вахта, - сказал Кларк.
– И я пойду туда. Командир не имеет права…

– Подождите, - остановил Чумак.
– Мы же можем поговорить с ним все вместе. Принеси-ка микрофон, Витя.

Несколько минут прошли в молчании. Все смотрели, как Панин торопливо монтирует приставку к видеофону.

– Сережа?
– негромко окликнул Чумак.
– Мы хотим слышать тебя все. Включи динамик. Как ты себя чувствуешь?

– Нормально, - раздался под потолком приглушенный голос Кострова.

– Неправда, - прошептала Наташа.
– Он обманывает. Я по голосу чувствую - ему плохо.

– Спокойно, Наташа. Сергей, я говорю от имени всех нас. Тебе немедленно надо покинуть рубку. Даже если ты сейчас здоров, заболеть можешь в любой момент. Не упрямься.

– Нет. Открыть двери - значит заразить весь корабль.

– Не страшно. Мы наденем скафандры. В каюте Наташи устроим изолятор, а на корабле проведем полную дезинфекцию.

– Мы не можем знать, какое средство их убивает.

– В конце концов скафандры можно не снимать до самой Земли…

– Послушайте меня, друзья. Видите ли, это очень непростые микробы. Им почему-то особенно пришелся по вкусу наш форолит. От него останется одна пыль. И фторопласт они разрушают. И полиамид, и полиэтилен. Вот и делайте теперь выводы.

Кларк протяжно свистнул.

– Сережа, - тихо сказал Чумак.
– Только честно: они и для человека опасны?

Динамик молчал. Наташа уронила голову в ладони, всхлипнула. Панин хотел положить ей на плечо руку, но остановился на полдороге, застыл в нелепой позе. На лице Чумака четко обозначились скулы.