Главный спец молчал и вертел в руках карандаш.

– Это просто аллес 10 какой-то, – расстроенно вздохнул он, почесав затылок. Оставшись в одиночестве, Какангел некоторое время размышлял над произошедшими событиями.

Тут в гостиную заглянул Очертяка и заявил с широкой улыбкой:

– Какангел, не переживай! Ну, ошибся, с кем не бывает! Я знаю, как красиво закончить эту историю.

– Знаешь? – обрадовался доверчивый Какангел. – А как?

Очертяка прикрыл один глаз, поднял бровь и стал похож на симпатичного, но коварного пирата.

– Я получил копытом в лоб, и теперь, чтобы поправить моё здоровье – с тебя три массажа! А поскольку мне массаж важнее, чем козе, поэтому первый – прямо сейчас!

Словарик Какангела

Кюлот – смешной с виду фрукт, похожий на маленькие шаровары, поэтому и называется «culotte», и означает старинные французские штаны до колен. Растёт только там, где живут пушканы.

Эррор – значит «ошибка», английское слово, которое пишется «error».

Сэр – очень уважительное обращение к собеседнику, по-английски пишется «sir».

Окей – любимое выражение жителей Америки. Пишется «okay» и означает иногда просто «да», а иногда – что все идёт хорошо.

Мон ами – обращение к другу, означает, конечно же, «мой друг», и по-французски пишется «mon ami».

Вернёмся к нашим баранам – фраза из старой французской пьесы, когда того, кто отвлёкся от спора про баранов, попросили вернуться к теме.

Силуэт – по-французски пишется «silhouette», означает «образ, очертания, контур». Еще так называют похожие на тень портреты, вырезанные из чёрной бумаги.

Резервуар – особое место для хранения чего-нибудь жидкого, например, воды или молока. В переводе с французского означает «сохранять» и пишется вот так: «reservoir».

Массаж – приятная штука, когда тебе разминают мышцы, гладят по шкурке, а ты лежишь на мягком матрасе и отдыхаешь. Слово пишется по-английски, по-немецки и по-французски одинаково: «massage».

Аллес – «alles», с немецкого переводится «все». Видимо, Какангел растерялся и употребил слово не к месту.

Утро не задалось. Какангел сквозь сон услышал странные ревущие звуки. Он пошевелил одним ухом и прислушался. Звуки доносились из ванной комнаты. Громкость нарастала, и Какангел уловил смысл в грозном бормотании, рычании и сипении. Разомлевший под струями утреннего душа, Очертяка пел гимн себе любимому:

– Тххрынди-брррынди-колбаса, а я – горрдость и крраса!.. Свет мой, зеррркальце, скажи! Да всю пррравду доложи! Я ль на свете всех милее?..

На очередном жизнерадостном «бррынди» Какангел забарабанил в дверь. Гимн очертякиной красоте оборвался.

– Что случилось?

– Это у тебя там что случилось?! Ревёшь, как медведь в тёплую погоду!

Какангел был не в духе. Его разбудили посередине чудесного сна, в котором он нырял в голубые волны Красного моря, а вокруг носились стаи ярких рыбок. Какангел верил в то, что сны 30-х лунных суток – вещие. Особенно сильно он верил в них, когда снилось что-то хорошее, как сегодня.

– Я не медведь, – возразил Очертяка. – Наоборот, я – привлекательный. У меня такие выразительные глаза, такая шелковистая шёрстка… Прямо не могу оторваться от зеркала… А шёрстка блестит, наверное, от ромашкового настоя, который мы с тобой приготовили на прошлой неделе. Знаешь, Какангел, я тут подумал…

Но Какангел уже ничего не слышал. Он растерянно постоял у двери, потом тихо спросил:

– ОТ ЧЕГО ты не можешь оторваться, Очертяка?

Что-то в голосе друга насторожило Очертяку. Он умолк, приоткрыл дверь и потихоньку выглянул, столкнувшись нос к носу с Какангелом.

– Ты что, забыл?!. Нам же нельзя смотреться в зеркало!

– Ой…

Бодрое очертякино настроение мигом улетучилось.

– Да я только разок и глянул…

Наступила пауза. Пушканы были расстроены. Применение предметов, которые сделаны не собственными руками или не подарены кем-нибудь, считалось поступком, не достойным благовоспитанного пушкана. Очертяке давно хотелось иметь зеркало. Он все время приставал к другу с вопросом, когда же, наконец, у них появится зеркало. «Во всех приличных домах есть зеркало, а мы, как в каменном веке, – ныл Очертяка. – Мне уже девять лет, а я ни разу зеркала не видел!» Приставал он и к своей тётке Каказалии, счастливой владелице трёх зеркал, с прозрачными намёками на подарок ко дню рождения. Но многоопытная Каказалия была непоколебима: «Не хочешь учиться – жди, пока напишу завещание».