– Не сломался он. Предупреждает тебя, что впереди что-то происходит и надо быть осторожными, – пояснил Александр. – Включи и ты аварийку, дай сигнал тем, кто сзади.

– Да ладно? Так надо всегда делать? – восхитилась Марина.

– Здесь такая водительская этика. Аварийка служит предупреждением, и не важно, что именно случилось: машина на обочине, ремонт дороги, кто-то сломался, авария и даже иногда простые маневры вроде поворотов они обозначают аварийкой.

– Интересно. Хотя с поворотами кажется не совсем правильным.

– Почему? Аварийка уведомляет тебя, что ты должен повысить внимание и быть готов притормозить, так что какая разница, в какую сторону ты поворачиваешь. Впрочем, поворотники они тоже используют.

Томина затормозила, они остановились.

– Похоже, ремонт моста. Впереди вереница мигающих машин, – выглянул в окно Беловежский.

Наконец они тронулись, потихоньку, почти шагом, чуть быстрее, ускоряясь, ускоряясь. В начале ремонтируемого участка стоял молодой человек в рыжей дорожной форме и отчаянно махал флажком, дескать, проезжай, проезжай. Завершение ремонтного куска также было обозначено присутствием мужчины с застывшим в руке флажком, дескать, путь свободен. Это впечатлило Марину, добавив в ее копилку положительных эмоций по поводу ее возлюбленной Мексики. Они набрали скорость, изрядно повеселели, и девушка радостно предположила, что с недолгим перекусом на заправке они запросто доберутся до Тустлы-Гутьеррес, вполне уложившись в световой день.

И тут случилось непонятное. Сразу после этих ее слов. Время летело, машина старательно ехала, но километры не двигались. Бесплатный горный серпантин скрупулезно и с любовью обнимал каждую гору, скалу или холм. Томина начала инстинктивно прижиматься к горам и вздрагивала каждый раз, когда из-за поворота неожиданно выпрыгивало встречное авто.

– Ты же едешь почти по встречке. Что ты прилипла к горам? – подтрунивал Александр.

– Пассажира берегу, чтобы он не висел над бездной, – невесело огрызнулась девушка.

Редкий участок прямой дороги позволил Томиной разогнаться до восьмидесяти километров в час, как вдруг Беловежский завопил:

– Топе!!!

Марина вовремя вжала ногу в пол, тормоза сработали, и машина неуклюже перевалилась через «лежачего полицейского».

– Это поселок.

– Я уже поняла. Только чуть быстрее поехала, и на тебе – топе, топе, топе, – сокрушалась девушка. – А это что еще за знак? Что такое peatones?

– Пешеходы. Знак: «Внимание, пешеходы!». Чтоб ты знала, зачем тут топе бесконечные.

– Ясно. Питоны, значит. Многовато питонов на такую маленькую деревушку, – сетовала Марина. – Штук восемь топе уже попалось!

Через некоторое время им удалось покормить своего верного «железного» или, скорее, «пластикового» коня. К их величайшему удивлению, эта заправка в забытом богом, затерянном в горах местечке отличалась ухоженностью и клумбами с обилием цветов. Но что потрясло до глубины их русской души, так это чистый туалет. Мужской и женский отдельно, на несколько персон каждый. Там в наличии имелись туалетная бумага, жидкое мыло, бумажные полотенца и поразительная официальная табличка, оповещавшая о необходимости мыть руки после того как. К туалету прилагалась уборщица, которая сразу после их выхода засуетилась.

Призаправочное кафе только строилось – видимо, заправка возникла здесь недавно. Однако на другой стороне дороги к телу горы прижималось неказистое строение. Кустарная надпись гласила «Ресторан». Выбора у них не было. Последний прием пищи состоялся рано утром в хостеле, не считая чипсов, скрашивавших их мотание по серпантину. Казалось, с утра прошла вечность: столько впечатлений они впитали за день.

Помещение этого так называемого ресторана оказалось бедноватым, но чистым. Простые квадратные столики покрыты бумажными скатертями. Навстречу вышла приятная невысокая молодая женщина, смуглая, с индейской внешностью, с уложенными в косу иссиня-черными волосами. Поверх национальной теуаны [37] повязан расшитый яркими узорами передник.

Когда заказ был сделан и хозяйка ушла его выполнять, Марина проводила ее отрешенным взглядом и какое-то время так и сидела, задумавшись о чем-то своем.

– Что опять? – как-то странно сформулировал свой вопрос Беловежский.

– Это она, – прошептала девушка.

– Кто она?

– Тонанцин, та женщина из Ягула.

Саша открыл было рот, чтобы возмутиться, но Марина затараторила, не дав ему пожалеть потом о сказанном, и взахлеб поведала об услышанном на утесе Ягула. Конечно, ей все это померещилось. Звездное небо и Койолшауки – плод ее воображения, не говоря о змеях на юбке и о Деве Гваделупской. Она слышала раньше, что непорочное зачатие одной из ипостасей Тонанцин, богини Коатликуэ, той, что породила звезды и Уицилопочтли, позволяло мексиканцам в христианской традиции отождествлять ее с Девой Гваделупской, главной мексиканской католической Богоматерью. Там на скале сработало ее подсознание.

– Прикинь, я словно это видела своими глазами, – завершила Марина свой рассказ.

– Наверно, ты очень впечатлительная девушка, – заметил он. – И, по-твоему, эта хозяйка – та же самая женщина, перенесшаяся сюда, за тридевять земель от Ягула, на метле?

– На чем она перенеслась, не знаю. Но прямо одно лицо.

– Она же богиня! – съерничал Александр. – А боги все могут.

– Наверно, она просто очень похожа. Мексиканки вообще чем-то похожи между собой. И все-таки ты не веришь в чудеса?