– Ну, а чего ты хотела, Тихонова? Это тебе не универ. Тут каждый день напичкан абсурдом, и часто ты тупо не понимаешь, что делаешь… Не зачем, а именно что.

– Например, когда официально надо быть в двух местах одновременно? – вспоминаю твои рассказы.

– О, по сравнению много с чем это просто мелочь! Норма и классика. Меня давно не удивляет. И самое странное – разруливаются же как-то всегда эти ситуации! – (В злом и весёлом недоумении разводишь руками). – Потом, когда думаю об этом, сам не могу понять, как… Но бывает куда забавнее.

С той же жёсткой улыбкой смотришь, как пожилой мужчина возится в огороде у домишки напротив. Где-то в посёлке кричит петух; местная дама выходит из магазина у КПП, нагруженная пакетами. Тихая патриархальная безмятежность в духе «Георгик» Вергилия. Правда, у той безмятежности не было такой безысходно-страшной изнанки.

Пару раз ты рассказывал, какие замечания получал на строевых смотрах: не такая расчёска, не в ту сторону направлены иголки с нитками, есть окантовка на носовом платке, которому полагается быть белым… И этим вполне серьёзно занимаются взрослые мужчины. Переживают об этом, кричат друг на друга, назначают повторные смотры… Качаю головой.

– И как ты всё это терпишь. Жизнь и в целом-то абсурдна, а если это ещё так старательно подкреплять…

– Да, это тяжко, – вздыхаешь. – Ты не представляешь, каково это – вообще не видеть смысла в том, что делаешь… Не можешь представить.

– Думаю, могу, – аккуратно возражаю я. – В последнее время и я вижу мало смысла в том, что делаю… В той же науке, допустим. Хотя масштаб, конечно, не такой, – добавляю, чтобы не обидеть тебя сопоставлением; ты наверняка скажешь, что я упрощаю.

Укалываешь меня взглядом.

– Даже не сравнивай, Тихонова! У тебя есть филология твоя – статейки всякие, конференции… Переводы. Детишки с английским. Ты не таскаешь с собой «Удостоверение на право самостоятельной работы», чтобы писать ручкой и пользоваться компьютером. Не выслушиваешь по десять идиотских инструктажей за сутки… О чём мы вообще?!

Возмущённо хмуришься; перечисляя, загибаешь пальцы, и я снова невольно засматриваюсь на них. Теперь мечты об их вкусе – уже не просто мечты… Вздрагиваю.

– Я имею в виду – в глобальном смысле. Я теряю… огонь. Интерес. Всё, что я делаю, делаю не столько из страсти, сколько из ответственности. Как будто… на автопилоте. Только с текстами не так.

С текстами – и со служением тебе.

Грустно усмехаешься.

– «Сколько было всего – но только всё мимо, помимо стихов из мира сего»?

– Твой Оксимирон?

Нечто на грани рэпа и философской поэзии – похоже на твои стихи. Более сложно и искушённо, менее эмоционально и искренне – но очень похоже. Когда-то я пробовала слушать его, чтобы лучше тебя понять, и в итоге впервые в жизни прониклась рэп-исполнителем. Кем-то из другого мира – как рыба, которой вдруг пришло в голову, что птицы по-своему красивы и их полёт не чужд плаванию.

– Да… Удивлён, что помнишь.

– Цитату не помню. Догадалась по стилю.

– Недурно! – (Беззвучно хлопаешь в ладоши, глядя на меня с чем-то, похожим на уважение. Только похожим – потому что уважение вряд ли бывает таким насмешливо-снисходительным). – Ну всё, Тихонова, ты сама подписала себе приговор! Сегодня мы слушаем «Горгород». Знаешь такой альбом у него?

– Знаю. Я его тебе тоже скачала.

Я привезла тебе жёсткий диск с фильмами, книгами и музыкой – чтобы разбавить беспросветность твоего, как ты выражаешься, мультимедийного голодания. Если погода здесь просто нестабильна, то Интернет стабильно-отвратителен. Безо всякой тревоги жду момента, когда мне придётся убедиться в этом самой: не пугает даже перспектива остаться совсем без связи с миром, пока я у тебя. Наоборот, есть в этом нечто обострённо правильное – будто я отрекаюсь от всего, что может хоть как-то меня от тебя отвлечь.

Были и времена, когда не отрекалась. Стоя рядом с тобой, я совсем не хочу вспоминать о них – и понимаю, что мы оба ещё не раз вспомним.

– Вот и умница… – (Снова потягиваешься и дремотно зеваешь, силясь избавиться от мягкой хватки сна. Твой телефон то и дело светится уведомлениями, но ты больше до него не дотрагиваешься; Марина и иже с ней?.. Не ожидала от тебя такой тактичности – я ведь должна быть не в счёт, как кроткая Молли Хупер в сериале о Шерлоке. Не-то-чтобы-женщина. Отвожу глаза). – О, смотри!

Пользуясь перерывом между дождями, мужичонка из дома напротив принимается шумно выбивать ковёр. Чуть дальше, по ту сторону дороги, старушка ведёт куда-то трёх тощих коз; останавливается и обменивается с мужичонкой приветствиями. Ты странно улыбаешься.

– Хочется иногда жить… Вот так. Просто, что ли, не знаю. Не перенапрягать мозги. Завести свой дом, хозяйство… Выбивать вот так же ковёр, ухаживать за яблонями. Соленья-варенья всякие делать. Заняться резьбой по дереву.