Bond is bored with this Indian piece of tail; he could have done with another Vesper Lynd but not this; Bond continues their relationship almost по одной причине – to find out if she can be a traitor after all (pushes her towards that image); фокус в том, что он не замечает, что she is black from the start.

Freida wants to get very gracefully very naked in it but doesn’t.

Bond is narcissistic and he wants Freida to fall in love with him, but he’s into his work, and that makes him put barriers between them, it’s too late, she started clinging to him, and he feels guilty because he knows he can’t.

Фрида пытается вырваться из статичной рамки кадра (закрывается от плотского двойника из желания оставаться хорошей девочкой всегда), но Бонд ее не пускает (он слишком переживает из-за уходящей невинности и потому допускает ошибку, какую мог бы допустить подросток-daydreamer, но потом перепроверяет себя и возвращается к сдержанной скорби трансцендентого глаза, которая у него уже была из-за истории с Асей)

у девушки – простая, uncomplicated речь, говорит такими же короткими фразами, как Бонд, но не понимает и не особенно задумывается, в чем заключается это различие: его язык – stressed

фрейдистский мотив №1: ребенок как объект перенесения я-либидо (тонкая отсылка к Асе, шахматы и Индия)

философия: все предыдущие авторы в новом ракурсе (Хайдеггер – переворачивание, Ницше – вечное возвращение, Шопенгауэр – основание морали), экзистенциализм и язык (Виттгенштейн, Фромм – забытый язык), Ясперс, c кем пойдет Англия – с Америкой или континентальной Европой, очевидно, что французский экзистенциализм для них – не вариант

вуайеризм: трансцендентная вина и невинность

фрейдистский мотив №2: unheimliche (автомобиль, красный Porsche, она очень мило настаивает, что «красная», он обыгрывает это, она принимает это за флирт, он не отказывает себе в удовольствии продолжить сексуальную игру, но сдерживает себя, чтобы не дать ей очевидного намека на то, что секс все-таки произойдет, боясь причинить ей боль впоследствии)

В последней сцене Бонд разговаривает с Фридой, которая сидит за рулем красного «Порше», и у них происходит такой диалог:

– Кстати, как тебя зовут?

– (пауза) Угадай (улыбается).

– Мм… Порша де Росси? (bored, но так, чтобы она не догадалась об этом, с интеллектуальным превосходством, но не оскобрительно).

Это шутка из «Рыбки по имени Ванда» («Он думает, что они назвали свою дочь “Порша” в честь машины»), rosso по-итальянски – «красный», получается двойной постмодернизм, потому что это такая эксцентрическая комедия, пародирующая цикл об агенте 007, а не просто боевик. Но главная шутка тут в том, что и правда есть такая актриса – Порша де Росси, красивая, но лесбиянка. Бонд так подкалывает Фриду. Я взял это из фильма Оливера Стоуна «У.» (2008), где один из моих любимых президентов США Джордж Буш-младший отвечает своей подруге на ее фразу: «Я хочу услышать L word» (она имеет в виду «love») – «Lesbian?».

Фрида is speechless, непонятно, то ли она уходит от ответа вежливо, не без кокетства, но при этом убедительно делая вид, что ничего не заметила, то ли просто из неспособности найти подходящую ответную реплику to beat him, просто замолкает и начинает нервничать, но Фрида не лыком шита.

– You mean the L word?

Бонд улыбается, но ничего не говорит. Она продолжает:

– А тебя?

– Бонд. Джеймс Бонд.

Звучит музыкальная тема Джона Барри.

Бонд остается англичанином и непонятно, уехала Фрида в итоге или нет.

Уход в затемнение после one-лайнера (при помощи диафрагмы, выделяющей какую-то часть кадра).

В конце выясняется, что это все была театральная постановка, срежиссированная Дэвидом Маметом, и все актеры, с Маметом в центре, выходят на поклон, держась за руки.

Подумать, нужен ли титр The End; финальные титры – либо одной плашкой, без списка technicians (как в «Чайнатауне»), либо что-то вроде фильмов Орсона Уэллса, где закадровый голос режиссера произносит: «Джеймса Бонда играл мистер…» и так далее.

2-я симфония Терренса Малера («Воскресение»)

Долгожданная новая экранизация рок-оперы Эндрю Ллойд Уэббера и Тима Райса, противостоящая натуралистическому решению киноверсии 1973 года.

Оригинальность идеи в том, что Марию Магдалину в моей версии будут играть одновременно четыре женщины: драматическая актриса – в «реалистических» сценах, не говорящая ничего во время арий, звучащих только за кадром (Джессика Честейн); певица на классической театральной сцене, поющая в кадре (Дженнифер Хадсон), а также балерина, танцующая под исполнение арий, но не на сцене, а в условно-кинематографичной декорации (новозеландская танцовщица Нои Толмер, которую я в 2011 году увидел в балете Мэттью Борна «Золушка» и хочу открыть для кинематографа): плюс еще одна актриса, которая могла бы изобразить нечто вроде порнозвезды (Мадалина Генеа).