Шрифт:
Насыщенность собственных эмоций порядком удивляет Адама.
Должен ли он столь сильно наслаждаться этой забавой?
Колеблясь несколько долгих секунд, Титов приходит к разумному заключению, что его свирепое вожделение обусловлено исключительно наркотой. Именно травка дурманит его кровь. Не Исаева. Все еще глянцевая и дикая. Неестественная и деревянная. Поломанная и расчетливая.
Она ему даже не нравится. Эти ее буйные волосы, явная худоба, бл*дские губы и черные глаза… Ева вызывает внутри Адама чувство нездорового отторжения. Ему бы просто тр*хнуть ее. Только не сейчас. Чуть позже, на здоровую голову. Тогда уж точно ничем сверхблаженным она ему не запомнится.
Резко выдыхает, испытывая непреднамеренную злость. Отстраняясь, прижимает палец к малиновым губам. Смотрит пустыми глазами, вынуждая Исаеву сомневаться в своих дальнейших действиях.
— Теперь молчи, дьявольская кукла. Хватит этого тошнотворного притворства.
Они могут лгать. Лгать, не поворачиваясь спиной, глядя противнику прямо в глаза.
И сейчас они оба врут. Врут, что притворяются.
11
Этап-узнавание.
Практическое испытание.
Адам предлагает Еве субъект, информацию, действие. Метод исполнения оставляет за ней.
Опасаясь того, что девушка передумает и убежит, едва они входят в дом, заполненный изрядно «накачанной» алкоголем толпой, крепче стискивает тонкую кисть в своей ладони. Пока ведет Еву по образовавшемуся в толпе проходу, ловит взглядом сигнальный кивок Литвина.
«Они здесь».
Припоминает их недавний телефонный разговор.
— Почему ты решил все изменить в последнюю минуту? Почему передумал относительно Исаевой? — недоумевает Ромка.
— Я не передумал, — раздраженно отвечает Титов.
Прислушивается к тихому передвижению девушки за спиной. Оглядываясь, умолкает. Невольно наблюдает за тем, как она одевается.
В ней нет ничего особенного. Она всего лишь девчонка. С такими же прелестями, как у тысячи других. Но по какой-то необоснованной разумом причине Адам не может оторвать от нее взгляда.
— Все будет. Только позже, — уверяет он Литвина. — Я просто решил растянуть охоту.
Исаева оглядывает собравшихся. Ищет свою жертву глазами.
И вскоре находит.
На одно короткое мгновение ощущает к субъекту испытания неподдельную жалость. Но это чувство настолько мимолетно, что Ева даже при желании не может его зафиксировать.
— Как ты это сделаешь? — склоняя к ней голову, перекрикивает музыку Титов.
Сердцебиение девушки ускоряется. Она самоуверенно улыбается, ощущая мощный прилив адреналина.
— Следи внимательно. Глаз с меня не спускай.
Выдергивает руку. Двигается раскованно, с определенной целью.
И возникает перед Реутовым, словно дикое видение. Вероятно, парень не успевает ее даже узнать, когда она с размаху бьет его по щеке.
Литвин выполняет вторую часть своей работы, приглушая музыку до едва различимого шелеста.
— Ср*ный муд*к! А ведь я верила тебе, — наигранно вздыхает Ева и делает крохотную паузу. Следит за тем, чтобы в глазах проступили слезы. — Ты говорил, что она, — небрежно кивает на стоящую рядом с Реутовым Лизу, — просто развлечение. А сам сделал ей ребенка! — в широко распахнутых голубых глазах девушки отражается запредельный шок, и Исаева, хладнокровно довольствуясь этим, продолжает. — То, что изначально оговаривалось, как небольшая пауза, переросло в неконтролируемый бедлам. Я ради тебя перевелась из юридического! А теперь что, Кир?
Лиза двигает челюстью, пытаясь вербально среагировать на происходящее, но Ева намеренно говорит без продыху.
— Даже не рассчитывай, что мы с Титом в очередной раз решим эту проблемку за тебя! Господи, Кир, меня уже тошнит от тебя и твоего увлекающегося юными девственницами члена!
— Я тебя даже не знаю, — приходит в себя парень. — Что ты несешь? Я…
— Ох, да, конечно, Реутов! Тебе очень нравилось то, что я позволяла тебе меня не знать. А теперь катись ты к черту, ублюдок!
Исаева практически с интересом наблюдает за сменой эмоций на лице Лизы. Половину из всего она даже не понимает. Но пытается их визуально запомнить, чтобы позже сыграть нечто подобное.
Реутов задыхается гневом и багровеет. Переключается на стоящего рядом с Евой Титова.
— Это все ты? Зачем ты это делаешь, Тит? Детство прошло, шутки кончилось. Только ты… Видимо, тяжело принять то, чего ты не понимаешь? То, чего никогда не ощущал?
Адам хладнокровно смеется, и его глаза мерцают, словно черные угли.