Шрифт:
— Что ты здесь делаешь? — хрипло спрашиваю.
— Я помню, что ты просила оставить тебя в покое, но… — Марин лезет в карман штанов и достает из них связку ключей.
— Вот, — кладет на стойку передо мной.
— Что это?
— Ключи.
— Я вижу, что ключи, Ярослав. Ключи от чего?
— От твоей квартиры, — говорит, пристально глядя в мои глаза.
— Я вернул ее, Ди. Правда, пока не знаю, кто за всем этим стоит. Еще не выяснил, но обещаю, что сделаю это.
У меня в ушах кровь шуметь начинает. Облизываю губы и руками берусь за стойку, чтобы не упасть.
— Мне не нужны ключи и не нужна квартира. Забирай, Ярослав и… И уходи, — почему, ну почему каждый раз так сложно его прогонять?!
— Квартира твоя, делай с ней, что хочешь, — говорит и смотрит на меня.
Его взгляд ласкает, я чувствую каждой клеточкой. А затем кивает сам себе и разворачивается, собираясь уходить, но останавливается.
— А ты, все-таки ходила, — говорит, обернувшись вполоборота.
— Куда?
— К матери на похороны, — говорит, и я стою, пораженно уставившись на мужчину.
Я не хотела идти, но проснувшись в то утро, поняла, что надо идти. Провести в последний путь женщину, которая подарила мне жизнь…
— Откуда ты знаешь? — он ничего не отвечает, лишь печально улыбается.
— Береги себя, леди Ди, — говорит и разворачивается, идет к выходу.
А я стою на месте и смотрю на то, как он уходит. Как же это трудно… Провожать человека взглядом. Молча… Когда в душе столько всего. Столько сказать хочется. А каждый его шаг отдается внутри болью, которая оседает меж ребер. Взглядом цепляешься за край рубашки, кусаешь губы в кровь и пытаешься не разбиться на тысячу осколков. И я понимаю, что вся ненависть, что есть у меня внутри к этому человеку, сейчас противостоит той любви, которую я испытываю к нему. Я ненавижу, проклинаю и хочу забыть тот день, когда впервые увидела его и набралась смелости заговорить… Но с другой стороны я безумно, безбожно, до эйфории рада, что он был в моей жизни! А нутро орет, что надо догнать, остановить! Хватит — настрадалась…
С силой заставляю себя отвести взгляд от спины Ярослава и словно спасательная соломинка для утопающего, в салон входит новый посетитель.
— Добрый день, я могу вам помочь? — спросила у женщины.
Трясущейся рукой взяла ключи, что оставил Ярослав, и положила в ящик, захлопывая его. Если бы можно было так и чувства запереть…
Сегодня пришлось самой закрывать салон. Не выдержала нытья Али и отправила девушку домой. Сказала, чтобы больше никогда не надевала на работу обувь на высоких каблуках.
Зашла в квартиру и услышала, как на кухне громко играет музыка. Нахмурилась. Неужели Илья пришел раньше меня? Прошла в направлении гитарных рифов и остановилась на пороге. За столом сидел Илья, а перед ним наполовину пустая бутылка с коньяком. Сердце кольнуло иголкой тревоги. Грацианов редко пьет, а один — никогда.
— Илья, что случилось? Почему ты пьешь? — я выключила звук на колонке, потому что эту музыку слушать невозможно.
Мужчина поднял на меня свои карие глаза, я не смогла прочитать, что в них написано. Илья сделал глоток янтарной жидкости и с грохотом поставил бокал на стол, от чего я вздрогнула.
— Илья…
— Кто такой Ярослав Марин? — словно выстрел в упор, прорезал голос Грацианова тишину.
35
Диана
— Кто такой Ярослав Марин? — словно выстрел в упор, прорезал голос Грацианова тишину.
Я даже дышать перестала. Почувствовала, как все внутри похолодело от ужаса. Нет… Он же не мог все узнать… Этого просто не может быть.
— Это друг Леши, мы виделись тогда в гостях, помнишь? — голос хриплый, облизываю губы и боюсь смотреть на Илью.
Но собираю все мужество, которое осталось, в кулак и смотрю на лицо мужчины. А оно не выражает абсолютно ничего. И мне страшно… Страшно от того, что я никогда не видела Илью таким.
— Друг Леши, значит? — улыбается и от этой улыбки по моему телу пробегают мурашки.
— Илья…
— Знаешь, я ведь, когда тебя первый раз увидел, то буквально охренел от твоей красоты. Ты стояла в каком-то платье зеленого цвета, а я не мог глаз оторвать. Зачаровала, — мужчина снова потянулся за стаканом с коньяком и улыбнулся каким-то своим мыслям, а затем сделал очередной глоток.
А я стояла, словно приросла к месту, не могла пошевелиться, не могла ничего сказать. Грудь сдавило шипастыми тисками — не продохнуть. Чувствовала, как из глаз начинают катиться слезы.
— И в тот момент во мне все кричать начало, что тебя надо защищать, оберегать, баловать. Странное чувство, но оно поселилось здесь, — Илья дотронулся до центра груди сжатой в кулак ладонью, — и никуда не девалось.
На негнущихся ногах я подошла к столу и села на стул напротив Грацианова. Я не знала, что мне делать, что сказать…