Но я подчинился.

Я повёл с собой ровно тридцать воинов.

Но ещё попросил Эгиля Скаллагриммрсона составить мне компанию, вместе с семьюдесятью одним его норвежцем.

И таким отрядом мы поскакали в Бургэм.

В ночь перед отъездом я пришёл в беббанбургскую часовню. Я бывал в ней нечасто, и обычно не по собственной воле, но меня попросила Бенедетта, и холодным ветреным вечером мне пришлось сопроводить её в маленькую часовню, построенную рядом с главным домом.

Я-то думал, что всего лишь придётся кое-как вытерпеть её молитвы, но увидел, что она подготовилась тщательнее — нас в часовне уже ждали большая неглубокая чаша, кувшин с водой и маленькая фляга. На алтаре пылали свечи, замерцавшие, когда ветер ворвался сквозь открытую дверь. Бенедетта её прикрыла, набросила на длинные тёмные волосы капюшон плаща и опустилась на колени перед неглубокой чашей.

— У тебя есть враги, — зловеще произнесла она.

— Враги есть у каждого, а иначе он не мужчина.

— Я буду тебя защищать. Вставай на колени.

Мне не хотелось, но я подчинился. Мне привычны и женщины, и колдовство. Гизела бросала рунные палочки, предсказывая мне будущее, моя дочь использовала заклинания, и когда-то давно, в пещере, меня посетили видения. Колдунами, конечно, бывают и мужчины. Мы боимся их, но женское колдовство коварнее.

— Ты что делаешь? — спросил я.

— Тс-с, — отозвалась она, наливая воду в неглубокую чашу. — Il malocchio ti ha colpito, — негромко продолжила она.

Я не спрашивал, что значат эти слова, потому что чувствовал — они сказаны ею более для себя, чем для меня. Бенедетта вытащила пробку из маленькой фляжки, осторожно добавила в воду три капли масла.

— Теперь жди, — велела она.

Три капли масла растеклись по воде, заблестели и обрели форму. Под крышей часовни завывал ветер, скрипела дверь. Бились о берег волны.

— Тебе грозит опасность, — сказала Бенедетта, всматриваясь в маслянистый узор на воде.

— Мне вечно грозит опасность.

— Те дракон и звезда — они пришли с севера?

— Да.

— Но ещё есть опасность с юга.

В её голосе слышалось удивление. Голова склонилась над чашей, лицо Бенедетты скрывал капюшон.

Она снова умолкла, а потом поманила меня.

— Подойди ближе.

Я подполз на коленях к ней.

— Можно мне поехать с тобой? — умоляюще спросила она.

— Когда грозит опасность? Нельзя.

Неохотно, но она приняла мой ответ. Она упрашивала взять ее с собой, но я был непреклонен — никому из воинов нельзя брать с собой женщин, значит, и для себя я не сделаю исключения.

— Только я не уверена, что это сработает, — огорчённо сказала она.

— Что сработает?

— Hai bisogno di farti fare l’affascin`o. — Она поглядела на меня и нахмурилась. — Я должна защитить тебя... — Она прервалась, подбирая слово. — Чарами?

— Заклинанием?

— Да, но женщина, — так же горестно продолжала она, — может сделать такое всего трижды, три раза в жизни!

— Ты уже это делала трижды? — осторожно поинтересовался я.

— Я накладывала проклятия на работорговцев. Три проклятия.

Бенедетту взяли в рабство в детстве и таскали по всему христианскому миру, пока она не оказалась рабыней третьей жены короля Эдуарда в сырой холодной Британии. А теперь она моя спутница жизни.

Она осенила себя крестом.

— Но быть может, Бог подарит мне ещё одно заклинание, ведь это не проклятие.

— Надеюсь, что не проклятье.

— Бог милостив, — сказала она. — Он даровал мне новую жизнь и теперь не допустит, чтобы я опять осталась одна. — Она опустила указательный палец в маслянистую рябь. — Иди сюда.

Я склонился к ней, и она провела пальцем по моему лбу.

— Вот и всё, — сказала она. — А когда почувствуешь, что опасность близка, нужно только плюнуть.

— Просто плюнуть? — изумился я.

— Плюнуть! — Её рассердила моя улыбка. — А ты думаешь, Богу, ангелам или демонам нужно нечто большее? Им известно то, что я сделала. Этого хватит. И твоим богам тоже известно!

— Ну, спасибо тебе, — смиренно произнёс я.

— Возвращайся ко мне, Утред Беббанбургский.

— Я вернусь, — пообещал я.