Я развернул коня, проигнорировав Элдреда, и увидел, что Эгиль погружен в разговор с Ингилмундром, земляком-норвежцем. Ингилмундр заметил, что я смотрю на них, и кивнул. Я не ответил, но обратил внимание на большой золотой крест у него на шее. Ко мне присоединился Финан.

— Узнал что-нибудь? — тихо спросил он.

— Ничего.

— А я узнал, — так же тихо сказал он, — что Ингилмундр крестился.

— Я видел крест.

— Да уж, его трудно не заметить. На таком барана можно распять. И он говорит, что поведет всех норвежцев Виреалума в Честер креститься.

— В Честер, — холодно повторил я.

— Потому что епископ Освальд показал им истину, — все тем же ровным тоном продолжил Финан. Ему хватало ума не называть епископа моим сыном. — Может, так и было? — скептически добавил Финан.

Я хмыкнул. Конечно, язычников обращают, и епископ Ода тому пример, но я доверял Ингилмундру не больше, чем голодному волку в овчарне.

— Ингилмундр сказал, что теперь все мы англичане, — продолжил Финан.

— Все?

— Я думал, тебе это понравится.

Я рассмеялся, хоть и невесело, и мой смех услышал возвращавшийся к нам Этельстан.

— Ты развеселился, лорд Утред.

— Как всегда в твоем обществе, мой король, — мрачно ответил я.

— И Финан здесь, мой старый друг! Как ты? — Этельстан не стал ждать ответа. — Давайте поедем на север! Лорд Утред, составишь мне компанию?

Мы перешли Эмотум вброд и поскакали по влажному лугу, по прямой римской дороге. Отъехав от лагеря, Этельстан подозвал слугу и отдал ему ястреба.

— Он не любит летать в сырую погоду, — объяснил он мне, но я понял, что он и не собирался охотиться.

К нам присоединились еще всадники в кольчугах и алых плащах, в шлемах, со щитами и тяжелыми копьями. Они группами рассыпались впереди нас, осматривая возвышенность и создав вокруг короля широкий заслон. Этельстан вел меня на небольшой травянистый холм, где древние земляные стены образовывали грубое подобие квадрата. С одной стороны виднелась каменная кладка, старые камни поросли травой и лишайником.

— Наверное, римский лагерь, — объяснил Этельстан, спешиваясь. — Пойдем со мной!

Его защитники в алых плащах окружили древний лагерь, но только мы вдвоем пошли по влажному дерну, окруженному обветшалыми стенами.

— Что сказал Хивел вчера вечером? — без обиняков спросил Этельстан.

Я удивился этой прямоте, но дал честный ответ, который, вероятно, ему понравился:

— Что будет исполнять договор с тобой.

— Так и будет, так и будет. — Он помолчал и слегка нахмурился. — По крайней мере, я так думаю.

— Но ты был жесток к нему, мой король.

— Жесток? — как будто удивился он.

— Он сказал, что платит двадцать четыре фунта золота, триста серебра и десять тысяч голов скота в год.

— Верно.

— Христианские короли не могут заключить мир, не требуя платы?

— Это не плата, — объяснил он. — На наш остров постоянно нападают. Ирландское море наводняют норвежцы, их корабли приходят с северным ветром, их воины хотят захватить наши земли. Уэльс — маленький и уязвимый край, и на его берега уже нападали. Эти деньги, лорд Утред, идут в оплату за копья, которые защитят Уэльс.

— Твои копья?

— Конечно, мои! Разве Хивел тебе не рассказал? Если на его земли нападут, мы их защитим. Я создаю христианский мир, союз христианских народов против языческого севера, а война стоит денег.

— Но твой мир требует, чтобы слабые платили сильному. Не должен ли ты платить Хивелу, чтобы его армия была сильной?

Этельстан проигнорировал вопрос и хмуро зашагал дальше.

— Мы на острове, и нападение на одно христианское королевство означает нападение на всех. У нас должен быть предводитель, и Господь распорядился, что мы — самое большое королевство, самое сильное, и потому именно мы возглавим оборону против любых язычников, что явятся разорять остров.

— Значит, если норманны высадятся на севере Альбы, ты выступишь на бой с ними? — предположил я.

— Если Константин не сможет защититься сам? Конечно!

— Так Хивел и Константин платят за защиту?

— Почему бы и нет?

— Они ее не просили, — резко ответил я. — Ты навязал ее.

— Потому что им недостает дальновидности. Мирный договор им на пользу. — Он подвел меня к низким каменным стенам и сел, пригласив присоединиться. — В свое время они это поймут. — Он помолчал, будто ожидая ответа, но, когда я ничего не сказал, оживился. — Зачем, по-твоему, я созвал это сборище в Бургэме?