— Король боится, что скотты захватят Нортумбрию.

— Беббанбург всегда противостоял им. И всегда будет.

— Всегда? Вечна лишь благодать Божия. Когда-то наша семья правила всеми землями до реки Фойрт, а теперь скотты считают своими все земли севернее Туэде. И хотят получить остальное.

— И он считает, что я не стану сражаться с ними? Я поклялся защищать Этельстана и сдержал эту клятву.

— Но ему больше не нужна твоя защита. Он самый сильный король в Британии, и его советники льют яд ему в уши, убеждают, что тебе больше нельзя доверять. Он хочет, чтобы на бастионах Беббанбурга развевался его флаг.

— А ты этого не хочешь?

Он помолчал, собираясь с мыслями.

— Беббанбург наш, — наконец сказал он, — и хотя я осуждаю твою религию, но верю, что ты будешь защищать его яростнее, чем любые воины Этельстана. А кроме того, его войска нужнее в другом месте.

— В другом месте?

— Король считает, что если его мирный план не сработает, то Британскому острову придется пережить самую ужасную войну в истории, и если это случится, отец, то битва будет не в Беббанбурге.

— Да?

— Скотты могут победить нас, только если к ним присоединятся язычники, а самые сильные язычники — норвежцы из Ирландии. Мы знаем, что Константин послал дары Анлафу. Он прислал жеребца, меч и золотое блюдо. Зачем? Затем, что желает союза, и если ирландские норвежцы решат напасть всеми силами, то изберут самый короткий путь. Они высадятся на западе. — Он помолчал. — Ты сражался у Этандуна, отец?

— Да.

— Норманнов вел Гутрум?

— Да.

— А христиан — Альфред?

— Я тоже сражался за него.

Он проигнорировал мои слова.

— Значит, если придет Анлаф, это будет война внуков. Внук Гутрума против внука Альфреда, и эта война разразится далеко от Беббанбурга.

— Так ты говоришь, что я должен идти домой и защищать этот дом.

— Тебе виднее, что делать. — Он коротко кивнул и снова надел капюшон. — Доброй ночи, отец.

— Утред! — окликнул я его вслед.

— Меня зовут Освальд.

Он ушел, и я его не остановил.

Некоторое время я в одиночестве стоял в темноте, обуреваемый нежеланными чувствами. Вина перед отвергнутым сыном, гнев из-за того, что он мне рассказал. Я почувствовал жжение слез, взревел и пошел обратно к костру, где на меня вопросительно уставились три пары глаз. Дав, наконец, волю гневу, я пинком опрокинул бочонок, и вино, а может, козлиная моча, с шипением пролилось в костер.

— Ночью мы уезжаем, — сказал я.

— Сегодня? — спросил Торольф.

— Сегодня и тихо, но уезжаем!

— Господи Иисусе, — сказал Финан.

— Король не должен видеть наших приготовлений к отъезду, — сказал я и повернулся к Финану. — Мы поедем первыми, ты, я и наши люди. — Потом я обратился к Эгилю и Торольфу: — А вы со своими уйдете перед рассветом.

Некоторое время все молчали. Вино все еще бурлило и шипело на углях костра.

— Ты правда думаешь, что Этельстан планирует украсть Беббанбург? — спросил Финан.

— Я знаю, что он хочет его заполучить! И еще хочет, чтобы мы четверо завтра были на его пиру, а пока мы там, его воины поскачут в Беббанбург с письмом к моему сыну, а мой сын с Этельстаном давние друзья, и он поверит всему, что будет в письме. Он откроет ворота Черепа, и люди Этельстана войдут в Беббанбург и захватят его.

— Тогда нам лучше ехать прямо сейчас, — сказал Финан, вставая.

— Мы поскачем на юг, — сказал я ему, — потому что неподалеку есть римская дорога в Хибург.

— Ты точно знаешь? — удивился он.

— Я знаю, что к югу от Хибурга есть дорога. По ней возят свинец и серебро в Лунден. Надо просто найти ее, и Этельстан не догадается, что мы воспользуемся этой дорогой. Он сочтет, что мы поедем на север к Кайр Лигвалиду и вдоль стены на восток.

— А по этой дороге поедем мы? — спросил Эгиль.

— Да.

Эгиль привел в Бургэм намного больше людей, чем я, и я надеялся, что Этельстан поверит, будто мы все скачем по римской дороге на север, и пошлет погоню по ней, пока мы с Финаном как демоны помчимся через холмы. — Выступайте перед рассветом, — велел я Эгилю, — и скачите быстро! Он пошлет за вами людей. Оставьте здесь костры, когда уедете. Пусть думают, что мы все еще здесь.

— А если люди Этельстана попытаются остановить нас? — спросил Торольф.

— Не нападайте на них! Не давайте им повода начать войну с Беббанбургом. Первую кровь должны пролить они.

— И тогда мы сможем драться?

— Вы норвежцы, как же иначе?

Торольф ухмыльнулся, но его брат выглядел обеспокоенным.

— А что будем делать, когда доберемся домой? — спросил он.

Я не знал, что ответить. Этельстан, безусловно, сочтет мое бегство враждебным актом, но решит ли он, что это подтверждает мой союз со скоттами? Меня терзала нерешительность. Может, лучше принять его предложение? Но я — лорд Беббанбурга, большую часть жизни я пытался вернуть крепость, а теперь покорно сдам ее, чтобы Этельстан полюбовался, как его флаг развевается на моих стенах?