— Если он нападет на нашу землю, — сказал я Эгилю и Торольфу, — замиритесь с ним. Не умирайте за Беббанбург. Если он не захочет заключать мир, садитесь на корабли. Станьте викингами!

— Мы... — прорычал Торольф.

— ...приведем корабли в Беббанбург, — закончил за него Эгиль, и Торольф кивнул.

Я так долго и так жестоко сражался за свой дом. Его украли у меня еще в детстве, и я сражался по всей Британии, чтобы вернуть его.

И теперь придется снова сражаться. Мы едем домой.

Мы скакали в полной тьме, разбавленной слабым светом луны. Когда луна скрывалась в облаках, нам приходилось останавливаться и ждать, пока дорогу снова станет видно. В самых трудных местах мы шли пешком и вели за собой лошадей, спотыкаясь во тьме, убегая от короля, когда-то клявшегося, что он мой друг.

Оседлать лошадей, набить мешки едой, поехать на юг мимо валлийского лагеря, а затем по римской дороге, ведущей к Лундену — всё это заняло много времени. Конечно, нас видели, но часовые нас не остановили, и как я надеялся, никому не придет в голову, что группа всадников, направляющаяся на юг, на самом деле собирается сбежать на север. Оставшиеся люди Эгиля поддерживали огонь в кострах нашего пустого лагеря.

Дорога пересекала вброд реку, затем шла прямо сквозь огороженное каменными стенами пастбище к маленькому поселению, где за заборами лаяли собаки. Я очень смутно представлял здешние земли, но знал, что нам нужно повернуть на северо-восток, и в центре деревни дорога свернула в нужном направлении. Она больше походила на тропу для скота, утоптанную копытами, но я заметил, что ее окаймляет битый камень, а значит, ее сделали римляне.

— Это римская дорога? — спросил я Финана.

— Бог знает.

— Нам нужно вон туда.

— Значит, эта дорога не хуже любой другой.

Я следовал за звездой, как в море. Мы ехали медленно, поскольку и дорога, и обочина были неровные, но прежде чем звезды скрылись в облаках, они подсказали, что дорога и правда ведет на северо-восток, к голым холмам, которые медленно появлялись в сером рассвете. Я боялся, что эта ухабистая тропа — не та дорога, которую я искал, и что она кончится в холмах, но она медленно поднималась к еще более крутым холмам, чьи вершины терялись в облаках. Я оглянулся и увидел пелену дыма над далеким Бургэмом.

— Сколько нам добираться домой, господин? — тревожно спросил мой слуга Алдвин.

— Четыре-пять дней, если повезет. Или шесть.

И нам повезет, если не потеряем лошадей. Я выбрал дорогу через холмы, потому что это кратчайший путь домой, но в этой части Нортумбрии склоны круты, потоки быстры, а дорога ненадежна. Я надеялся, что теперь Эгиль уже в пути на север к Кайр Лигвалиду, а люди Этельстана гонятся за ним. Поднимаясь все выше, я постоянно оборачивался проверить, не преследуют ли нас, и никого не замечал, но потом низкие облака опустились еще ниже, и я уже ничего не видел. Нас поливала бесконечная морось, день становился все холоднее, и я обозвал себя глупцом. Как Этельстан мог желать мне зла? Он знал, что значит для меня Беббанбург, знал меня, как сын отца. Я вырастил его, защищал и даже любил, и, в конце концов, именно я привел его к короне.

Но что такое король? Мои предки были королями ныне не существующей Берниции, которая простиралась от реки Фойрт, где сейчас королевство Альба, до реки Теса. Почему они были королями? Потому что были самыми богатыми, свирепыми и жестокими воинами северной Британии. Они обладали властью и преумножили ее, завоевав соседнее королевство Дейру, назвали новую страну Нортумбрией и удерживали ее, пока их не сместил более могущественный король.

Так что же нужно, чтобы быть королем? Грубая сила? Если бы требовалось только это, я мог бы стать королем Нортумбрии, но я никогда не мечтал о троне. Я не хотел ответственности, не хотел обуздывать честолюбцев, что пожелают бросить мне вызов, а как правитель Нортумбрии еще и не желал укрощать царивший в Камбрии хаос. Я хотел править Беббанбургом и ничего более.

Дорога вела нас сквозь туман и морось. Местами тропа почти пропадала или пересекала сланцевые склоны. Мы карабкались сквозь мокрый молчаливый мир. Финан ехал рядом со мной, его серый жеребец тряс головой на каждом шагу. Финан молчал, и я тоже.

Я думал о том, что королю нужна не только грубая сила, хотя кое-кому хватало и ее. Гутфрит обожал королевскую власть и удерживал ее, раздавая своим приспешникам серебро и рабов, но он был обречен. Это совершенно ясно. У него недостаточно сил, и если его не разобьет Константин, то это сделает Этельстан. Или я. Я презирал Гутфрита, он был плохим королем, но почему он был королем? Только по одной причине. Его брат был королем и не оставил наследников, и потому Гутфрит унаследовал трон. Так традиция отдала Нортумбрию плохому королю именно тогда, когда она так нуждалась в хорошем.

А Уэссексу, думал я, повезло больше. В самый худший момент, когда казалось, что власть саксов обречена, и северяне завоюют всю Британию, Альфред стал преемником своего брата. Альфред! Человек, одолеваемый болезнями, слабый телом и одержимый религией, законом и знаниями, и все же лучший король из тех, кого я знал. Но что сделало Альфреда великим? Не военная доблесть и не болезненная внешность, а его уверенность.

Он был умен. Он обладал властностью человека, который видит то, что другим видеть не дано, уверенного, что его решения самые лучшие для страны, и страна стала ему доверять. И больше того, намного больше. Он верил, что это бог сделал его королем и наделил громадной ответственностью. Однажды в Винтанкестере он открыл огромное Евангелие в кожаном переплете, перелистал его скрипящие страницы и инкрустированной драгоценными камнями указкой показал на какие-то каракули, написанные черными чернилами.