— Они боятся тебя, мой король, — сказал Ингилмундр.

Этельстан наградил его теплой улыбкой. Он был падок на лесть, а Ингилмундр умело ему потакал. Какой же он липкий, думал я, как сырое тюленье мясо.

— Константин и должен меня бояться, — сказал Этельстан. — Я надеюсь, после этой кампании испугается ещё больше.

— Или обозлится, — вставил я.

— Конечно, он будет зол. — В голосе Этельстана мелькнуло раздражение. — Зол, напуган и пристыжен.

— И полон желания отомстить, — настаивал я.

Этельстан несколько мгновений смотрел на меня, а потом вздохнул.

— И что он может сделать? Я глубоко в его землях, а он отказывается сражаться. Думаешь, на моей земле у него получится лучше? Если он хоть на шаг перейдет границу, я сокрушу его, и ему это известно. У меня больше копий, больше мечей и серебра. Он может сколько угодно жаждать мести, но он бессилен. Я установлю мир в Британии, лорд Утред, и Константин узнает цену, которую придется заплатить за нарушение этого мира.

— У тебя есть еще воины, мой король? — мягко спросил Эгиль.

— Есть, — просто ответил Этельстан.

— А если Константин объединит твоих врагов? Норвежцев с Островов, данов, жителей Страт-Клоты и ирландских королевств? У тебя все равно будет больше людей?

— Этого не случится, — ответил Эгилю Ингилмундр.

— Почему же? — очень вежливо поинтересовался Эгиль.

— Разве мы, норманны, когда-нибудь объединялись?

Хороший вопрос, и Эгиль признал это легким кивком. Норманны — и даны, и норвежцы — были грозными воинами, но славились вздорностью.

— А кроме того, — продолжил Этельстан, — Константин — христианин. Однажды он сказал мне, что хотел бы уйти в монастырь! Нет, лорд Утред, он не станет полагаться на языческие мечи. Попросив помощи у норвежцев, он лишь пригласит больше врагов-язычников в свои земли. Может, он и вероломный, но не глупец. — Этельстан на мгновение нахмурился. — И что выиграет Константин от союза с норвежцами? Они потребуют награду! Что он им даст? Земли?

— Нортумбрию, — тихо сказал я.

— Чепуха, — решительно бросил Этельстан. — Нортумбрия нужна самому Константину! Зачем, во имя Господа, он станет сажать на трон Эофервика норвежского короля?

— Потому что ему нужно нечто большее, чем Нортумбрия.

— И что же?

— Уничтожение могущества саксов, мой король. Твоего могущества.

Думаю, он знал, что я прав, но легко отмахнулся.

— Тогда ему просто придется усвоить, что мощь саксов несокрушима, — беспечно сказал он. — Я прекращу эту нелепость и установлю свой мир.

— А я получу Беббанбург, — сказал я.

Этельстан оставил эти слова без внимания, но Ингилмундр бросил на меня полный яда взгляд.

— Мы выступаем завтра, — сказал Этельстан, — и теперь нам нужно отдохнуть.

Он встал, вынудив встать и всех нас.

Встреча была окончена. Я поклонился, но у Эгиля остался последний вопрос.

— Куда выступаем, мой король?

— Дальше на север, конечно же! — ответил Этельстан. К нему вернулось хорошее расположение духа. — Далеко на север! Я покажу Константину, что нет такого места в его королевстве, куда я не смогу дотянуться. Завтра мы отправимся к границам его королевства, к северной оконечности Британии!

Итак, Monarchus Totius Brittaniae решил доказать, что его титул — не просто слова. Его копья будут сверкать от берегов Уэссекса до скал холодного севера, и Этельстан считал, что тем самым показывает свою власть над этой мрачной, непокорной землей. Но скотты не станут с ним драться, пока не станут, им придется уйти в горы, где они будут наблюдать, ждать и мечтать о мести.

Я вспомнил холодные, бледные глаза Анлафа.

Выбирай сторону осмотрительно.

Войско Этельстана достигло северных берегов Шотландии, где огромные волны разбивались о вздымающиеся скалы, где кричали морские птицы и парили орлы, где дул холодный яростный ветер. Сражений не было. Разведчики скоттов следили за армией Этельстана, но Константин держал свои войска далеко на западе. В этом суровом, враждебном краю неутихающий ветер приносил первые весточки зимних холодов.

Мы остались с флотом, хотя я не смог бы сказать зачем, поскольку ни один корабль не бросил нам вызов. Армия Этельстана шла вперед, а флот продвигался вдоль северного побережья земель Константина. Мы резали скот, жгли рыбацкие лодки, отнимали жалкие припасы зерна и ломали убогие хижины с покрытыми дерном крышами. Там, где земля кончалась зазубренными утёсами, Этельстан провозгласил победу. Я сошел на берег у края земель, и Этельстан пригласил меня на то, что он назвал празднеством, но на самом деле это было сборище двух десятков человек, которые ели жилистую говядину и пили кислый эль в продуваемом ветром шатре. Мой сын был среди гостей.