— Я! — расхохотался я. — Зачем мне такие сложности?

Этельстан шагал по коврам, время от времени поглядывая на кусок ткани с планом. Наконец, он остановился и внимательно посмотрел на него.

— Я боюсь, что Господь меня покарает.

— За что?

— За грехи, — тихо ответил он.

— Господь позволил тебе стать королем, — с нажимом сказал я, — позволил заключить мир с Хивелом, вторгнуться в Шотландию и закончить то, что начал твой дед.

— Почти закончить. И я могу потерять все это в один миг. Может, это станет наказанием господним?

— С чего бы Господу предпочесть тебе Анлафа?

— Чтобы покарать меня за гордыню.

— Анлаф тоже горд.

— Он дьявольское отродье.

— Тогда твоему богу следует его уничтожить.

Он зашагал снова.

— Константин — добрый христианин.

— Тогда почему он вступил в союз с язычником?

Он остановился и криво улыбнулся.

— Похоже, я тоже.

— С язычниками. Со мной и Эгилем Скаллагриммрсоном.

— Он будет биться за нас?

— Да.

— Невелика радость, — тихо произнес Этельстан.

— Сколько у тебя людей? — спросил я.

— Чуть больше тысячи западных саксов, шестнадцать сотен мерсийцев. Еще твои люди, конечно, и каждый день прибывают новые.

— Фирд? — уточнил я. Фирдом называют воинство, собранное по деревням, войско пахарей, крестьян и охотников.

— Тысяча. Но одному Богу известно, насколько они будут полезны против Анлафа.

— Даже с фирдом у тебя, скорее всего, будет меньше воинов, чем у Анлафа, но ты все же можешь победить.

— Как? — резко спросил он. — Просто сражаясь отчаяннее, чем они?

— Сражаясь умнее, чем они, — сказал я, взял кусок угля и нарисовал еще несколько линий. — Вот так ты победишь.

Он задумчиво смотрел на примитивный рисунок.

— Почему ты не показал это Этельвину и остальным?

— Потому, что если дюжина человек знает план до начала сражения, они расскажут еще дюжине, а те остальным. Сколько пройдет времени, прежде чем его узнает Анлаф?

Он кивнул, продолжая смотреть на ткань.

— А если я проиграю? — тихо спросил он.

— Тогда не будет никакого Инглаланда.

Он продолжал смотреть на изменения, которые я внес в карту.

— Архиепископ Вульфхельм говорит, что Бог повелел мне быть королем. Иногда я забываю об этом.

— Доверься своему богу, — сказал я. — И своему войску. Они сражаются за свой дом, за своих жен и детей.

— Но сражаться в месте, выбранном Анлафом?

— Если победишь его на месте, которое выбрал он сам, то унизишь его и докажешь, что ты действительно Monarchus Totius Brittaniae.

Он быстро улыбнулся.

— Взываешь к моей гордыне, лорд Утред?

— Воин должен быть гордым.

Он посмотрел на меня, и на мгновение я увидел ребёнка, которого вырастил, ребенка, жившего в постоянном страхе за свою жизнь, но имевшего смелость.

— Ты правда думаешь, что мы можем победить? — спросил он.

Я не посмел показать свои сомнения. Я хлопнул рукой по карте.

— Сделай, как я советую, мой король, и к концу месяца станешь монархом всей Британии, а реки Виреалума наполнятся кровью твоих врагов.

Он помолчал, а потом кивнул.

— На рассвете скачи в Честер. Перед отъездом я сообщу тебе свое решение.

Я вышел в темноту ночи, но, прежде чем полог шатра опустился у меня за спиной, я увидел, что король упал на колени и молится.

Начался дождь.

На следующий день Стеапа поехал с нами. Он выглядел старым, хотя остался таким же огромным и устрашающим воином, готовым свирепо ответить на малейшее сопротивление. Когда мы впервые встретились, он меня напугал, но потом я узнал, что за его мрачным видом скрывалась добрая душа. Теперь его волосы и борода побелели, скуластое лицо изрезали глубокие морщины, но он всё так же легко держался в седле, и с его пояса свисал длинный меч, убивавший ещё врагов Альфреда.

— Он должен был убить и тебя, — проворчал Стеапа в ответ на моё приветствие.

— Куда тебе. Ты был неповоротлив, как стог сена.

— Да я просто давал тебе шанс.

— Забавно, а я давал его тебе.

Мы сражались много лет назад по приказу Альфреда. Тот бой должен был установить мою вину или оправдать меня, но его прервало вторжение Гутрума. Бой так и остался неоконченным, но я никогда не забывал свой страх перед Стеапой, даже когда мы стали друзьями.

— Может, нам стоит закончить тот бой, — предложил я. — Тебя теперь легко победить. Ты старый и неповоротливый.