Шрифт:
Клянусь, по сей день я не знаю, откуда взялось это стихотворение. Понимаете, я вообще-то умею импровизировать, но для этого нужно соответствующее настроение и состояние. Ни того, ни другого в это мгновение не было — и вот на тебе!
А потом мне вспомнилось испытанное веками:
А бабуся всех умнее,Всех прекрасней и милее!— Каюшь! — возопила в яме Яга. — Увы, душа моя! И жа што только и кому я мштила штолько лет! Жа обиды... а меня и не обижал никто. Каким же я была чудовишшем!
Ну вот. Результаты, что называется, налицо. Глубокие, кровоточащие раны оказались лишь мелкими царапинами. И что бы там про нее ни говорили люди — не имело значения. Она-то знала, что она хорошая.
Так.
А почему это мой ангел-хранитель на меня так смотрит? В смысле — удивленно.
Ладно, сейчас не до этого. Надо было думать о бабусе. Если сейчас не поддержать ее морально, она начнет вспоминать о проявленной в прошлом жестокости, и тогда все усилия по ориентации ее самооценки — насмарку.
Былое нельзя воротить, и печалиться не о чем.Но чашку разбитую склеить возможно вполне.Дурные поступки окупятся вдвое хорошими,Награда за них полагается тоже вдвойне.— Но ешть надежда! — послышался радостный вопль из ямы. — Я могу кое-што компеншировать! Пушть я кого и погубила, я могу оказать помошшь ихним детишечкам! А уж ежели им захочетша меня поколотить, пушть колотят, лишь бы только шнова поверили, што ешть на швете добро, вот как!
Насчет поколотить — это мне не очень-то понравилось. Ну да ладно. Если такие мысли придавали ей силы — пускай. Уж лучше пусть представляет себя побитой, нежели пылает в огне самоуничижения. Может, доведется когда-нибудь снова проходить этими краями — погляжу, как идет процесс перевоспитания злодейки.
— Каюшь! — заорала Яга. — Гошподь милосердный, шпаши мою душу! Пошли мне какие хочешь ишпытания и муки. Только не оштавь меня!
Где-то вдалеке послышалось что-то вроде вопля ярости и негодования. Я огляделся, но никого, кроме ангела, не увидел.
А ангел улыбался, и притом довольно-таки ехидно.
— То, Савл, был глас ее демона-искусителя. Ты исцелил ее разум, а она спасла свою душу.
Я таращил на ангела глаза, не в силах вымолвить ни слова.
Потом я покачал головой. Если это сон, то я уже вполне вписался в рамки законов, этим сном управляющих.
— Это ладно, — кивнул я. — Но не лучше ли нам теперь поторопиться и спасти заодно ее жизнь?
— А стоит ли? Ибо чем дольше проживет она, тем скорее скатится обратно в бездну греха.
Я возмущенно воззрился на ангела, а тот даже не смотрел на меня — он обращался, по-моему, к воздуху по другую сторону от ямы. Я почувствовал, как покрываюсь гусиной кожей.
— Истинно говорю, ты прав, — сказал ангел не без сожаления. — Ежели Господь желал бы прибрать Ягу, нам ни за что не удалось бы спасти ее.
— Стало быть, раз мы можем ее спасти, — уточнил я, — ее время еще не настало.
Ангел устремил на меня изумленный взгляд.
— Ты прав, Савл. Как хорошо ты все усвоил!
Его похвала оставила меня равнодушным. На самом деле я это понял давным-давно.
— Ну и как же мы будем ее извлекать из-под земли?
— Испробуй стих, — посоветовал ангел.
— Чушь! — возмутился я. — Нельзя чего-то добиваться пустой болтовней!
— Чья бы корова мычала! — воскликнул ангел, спохватился и перешел на высокопарную речь: — Не ты ли водворил ее под землю?
Что тут ответишь. Я зыркнул на него. Всю жизнь ненавидел признавать чужую правоту.
Тем не менее ангел был прав. Я вздохнул и, наклонившись над ямой, изрек:
Как славно травка зеленеет,Сколь бесподобен вид окрест!Так пусть бабусей овладеетОхота к перемене мест!И вот уже Баба-Яга стоит около ямы, изумленно оглядывается, но изумление ее тут же сменяется жутким страхом.
— Это... как же... Как ты это шотворил?
— Стихами, — нетерпеливо отозвался я. — Немножко переделанными классическими стихами. Погоди, ты что, разве не знакома с законами, правящими в вашей вселенной?