— Давай, — снова киваю.

— Я не понимаю, чего ты от меня хочешь, — Ирина капризно надувает губы.

Понятно, дуру решила включить.

— Рассказывай про украденные документы.

Борис Тимофеевич вскидывает брови, и взгляд становится на десять градусов холоднее.

— Я… не... ничего не крала.

— Ты только что хвасталась тем, что вытащила документы у Осы… у Осиповой.

Белов снимает очки и поднимается из-за стола, а Верховцева при этом испуганно отступает. Ее взгляд затравленно мечется по кабинету, скачет то на меня, то на препода.

— А сам-то! — наконец, истерично выкрикивает, покрываясь красными пятнами. — Кто курсовик ей поменял?!

— Ну, допустим, я, — равнодушно жму плечами.

Ирка изумленно затыкается. Неужели думала смутить? Зря. Меня таким не проймешь.

Белов смотрит на меня, я смотрю на него. Прямо, не скрываясь, не отрицая. Да, я.

— Вы понимаете, что у вас будут большие проблемы? У обоих? — наконец, произносит он, и по интонации понимаю, что ничего хорошего жать не стоит.

— Вполне. Можно идти? Спасибо, — и, не дожидаясь ответа, выхожу в коридор.

Перепуганная, бледная как смерть, Ирка бежит следом.

— Ты охренел, Меранов?! — она подлетает ко мне и с размаху толкает в грудь. — Совсем чокнулся?!.

Возможно.

— Да он нас сожрет на защите! Кишки будет медленно на палку наматывать и в глаза смотреть! Какая муха тебя укусила?!

Смотрю на нее, не понимая, как мог столько времени потратить впустую. У Верховцевой вытягивается лицо.

— Нет, Мерз. Нет! — тянет недоверчиво. — Только не говори, пожалуйста, что это из-за суки Осиповой.

Снова молчу.

— Из-за нее да? — появляются истеричные ноты, которые я на дух не переношу, — из-за этой…

— Все, свободна, — просто ухожу, и мне плевать, что она там кричит мне в спину.

***

 День прошел каком-то сумраке, между попытками дозвониться до Осы и бессмысленными делами. Сконцентрироваться на чем-то конкретном не получалось, все мысли только вокруг непутевой одногруппницы крутились. Сказал бы мне кто-нибудь в самом начале, что так будет — я бы рассмеялся в лицо. Теперь уже не до смеха.

За весь день из полезного только то, что мать по магазинам свозил да сумки помог дотащить. Все остальное — тлен.

Верховцева одолевала звонками. Первый раз — истошно орала о том, какая я скотина, обижаю ее, не ценю, а она все для меня делает. В чем именно ее дела заключаются, я так и не понял. Второй раз звонила и ревела, спрашивала, серьезно ли я ее послал на хер. Серьезнее не бывает. Третий раз я не ответил, просто забросил номер в черный список.

Надежды на то, что Оса объявится и сама мне перезвонит, не было ровным счетом никакой. Не перезвонит. Даже не подумает об этом. Но найти ее надо.

Поэтому вечером все-таки не выдержал. Собрался и поехал в общагу.

Комендантша встретила меня грозным взглядом, но ничего не сказала, только демонстративно на часы посмотрела, намекая, что для гостей поздновато. Но когда меня это останавливало?

Лифт почему-то не работал, пришлось подниматься по темной обшарпанной лестнице. По пути мне не встретилось ни единого студента. Кто-то уже уехал домой, кто-то добивал сессию или готовился к защите, синея над учебниками и конспектами.

Оказавшись перед нужной комнатой, я прислушался. Из-за двери не доносилось ни звука, но внутреннее чутье настойчиво твердило, что она там. Я чувствовал ее — притяжение, будто ножом по нервам.

Постучался. Отрывисто, нетерпеливо. И снова прислушался.

Легкий шорох, а потом снова тишина. Все ясно. Не откроет. Тем более мне.

Ну что ж, сама напросилась. Впервой, что ли, в ее комнату без разрешения забираться? Здесь двери из говна и палок, а замки вообще из разряда — дунь, плюнь и развалится. Я в прошлый раз его пластиковой картой отжал. В этот раз — тоже.

Легкий щелчок, и, толкнув дверь плечом, захожу внутрь. В комнате царит полумрак. Горит лишь тусклый светильник, торчащий уродливым шаром у окна.

Оса сидит на кровати, привалившись спиной к стене, и встречает меня холодным… пьяным взглядом. Рядом с ней большая бутылка коньяка. Наполовину пустая.

Я мысленно присвистнул. Похоже, девочка решила сегодня оторваться по полной.

— Ты знаешь, что в одиночку пью только закоренелые алкаши? — подхожу ближе, всматриваюсь, пытаясь оценить масштабы катастрофы.